Сергей Мазуркевич - Великие заблуждения человечества. 100 непреложных истин, в которые верили все

Добровольцев можно охарактеризовать как молодых людей без собственных финансовых забот, жаждущих приключений. Их «религия» и жестокость являются опасным сочетанием…

В настоящее время Гринпис стал более зловещим. Под руководством Мак-Таггарда он начал преследовать политические цели. Лоббировать интересы, порой от экологических проблем далекие, а иногда им и противоречащие. В недавних заявлениях о своих успехах Гринпис упоминает обман демократических процессов во всем мире. В 1998 году они праздновали то, что Организацию экономического сотрудничества и развития (ОСЭР) заставили отказаться от многостороннего соглашения об инвестициях.

Гринпис действует вне рамок национального и международного законодательства, в частности используя для этого Интернет. К ответственности по местным законам могут быть привлечены только отдельные «пойманные за руку» лица, да и то, как правило, случайно, в то время как политику Гринписа определяет небольшая группа фанатиков со всего мира, которые ни перед кем не отвечают.

Некоторые думают, что запреты – табу – присущи лишь диким народам, и особенно африканским, тогда как европейские народы никаких табу не имели и не имеют. Это будто бы свидетельствует о превосходстве белых людей. На самом же деле подобные рассуждения неграмотны. Табу были и у европейских народов, причем не в такой уж седой древности, а совсем недавно.

Этимология (наука о происхождении слов) индоевропейских слов показывает, что было время, когда наши предки подчинялись законам табу ничуть не менее раболепно, чем нынешние племена, живущие в джунглях Амазонки или Папуа – Новой Гвинеи. В частности, у древних славян табу было произнесение имени их страшного лесного врага, которого мы называем медведем. Его древнее имя «орктос» (отсюда и Арктика, «медвежья страна») было подвергнуто запрещению. О том, почему это произошло, рассказывает Лев Успенский:

«Медведь был самым грозным противником человека в лесистой полосе Европы. Его опасались больше, чем любого другого зверя, а древним людям представлялось, что имя любого существа связано с ним самим таинственной и чудесной связью. Имя – не одежда, которую можно накинуть и снова снять. Имя – часть человека, зверя, предмета; притом, может быть, самая важная часть.

Следы этого взгляда на вещи дожили до нас. Есть русская поговорка: «Про серого (т. е. волка) речь, а серый – навстречь!», есть ее французский двойник: «Кто помянет волка, увидит его хвост». Смысл обеих: не называй, не произноси всуе имени опасного существа – ты призовешь его самого.

Этого мало: обратное может произойти, если ты будешь выкликать, поминать в разговоре слово, называющее других зверей не опасных, а нужных – возможную добычу… Услышав свои имена, они почуют беду – и поминай как звали!

Как же быть? Очень просто: надо для замены действительных, настоящих имен создать другие, условные, и называть кого нужно не называя. Древним людям эта выдумка представлялась, вероятно, верхом хитроумия: страшное имя «орктос» они заменили очень удачным псевдонимом медоед – мед-у-едь, медведь. Его можно было произносить и старым и малым: оно ведь не было настоящим медвежьим именем, никакой силой не обладало и опасности за собой повлечь не могло».

Впрочем, через несколько поколений наши предки забыли, что когда-то зверь назывался «орктос». А его некогда новое имя – «медведь» – стало для них единственным известным и, следовательно, снова опасным. И его опять понадобилось менять. А потому и в наши дни многие охотники, выходя с медведем один на один, предпочитают называть его либо «хозяином», либо «зверем», либо «лесным». Это же правило – не называть медведя по его имени – нашло свое отражение и в русских сказках: «Косолапый», «Топтыгин», «Михайло Потапыч» и др.

Табу на произношение настоящего имени было распространено не только по отношению к медведю. Были свои имена-заменители у волка – «серый», «бирюк».

Слово «змея» первоначально значило «ползающая по земи» (т. е. земле). Так наши предки заменяли настоящее имя змеи (вероятно, родственное греческому «эхис»).

Также связано с табу и слово «рыба». Настоящее имя рыбы (возможно, близкое к современному латышскому zivs) не употребляли, чтобы не распугать возможную добычу. Подлинное имя было заменено на слово, близкое немецкому «руппа», означавшему «головастик». Бедным окунькам, карасям и плотве и в голову не могло прийти, что на берегу или в лодке говорят о них, а не о каких-то головастиках.

Раз мы уж затронули тему рыболовства, то еще один любопытный факт. Первоначально рыболовная сеть была названа «вод» – от корня «водить». Но на это слово было наложено табу, и оно было заменено на «невод», чтобы рыбы не подумали, что их ловят с помощью бредня.

Но вернемся к табу. На этот раз поговорим о табу пищевых. Как и другие виды табу, они есть у всех народов (а не только у «диких»). Что интересно, к ним мы настолько привыкли, что не замечаем их. Например, мы, подобно европейцам, американцам и представителям многих других народов, не станем есть собачатину, тогда как в Китае и Вьетнаме это обычное мясное блюдо и разводятся специальные мясные породы собак. В то же время американцы откажутся и от конины, а русские полукопченой конской колбасой не побрезгуют. Еще несколько примеров. Жители некоторых районов Русского Севера не охотятся на зайцев и не едят зайчатину. Среди азиатских народов есть и такие, которые не употребляют курятину и куриные яйца. А в Африке есть скотоводческие племена, которые не употребляют в пищу рыбу. Но, пожалуй, наиболее известные пищевые табу – это запрет на свинину у иудеев и мусульман и на говядину – у индусов (подробнее об этом – ниже).

Еще одной возможной причиной возникновения пищевых табу, по мнению некоторых антропологов, в частности Мэри Дуглас, является необходимость сохранять народ как единую группу, отличающуюся от окружающих народов. Именно этим объясняется, например, запрет на свинину у евреев (по другой теории, запрет на свинину был введен древними евреями из-за того, что через свиное мясо при недостаточно длительной тепловой обработке могут передаваться опасные для жизни паразиты – трихинеллы и другие гельминты).

А антрополог Дэвид Макдоналд считает, что пищевые табу могут иметь природоохранное значение. Такой вывод он сделал после изучения питания одиннадцати племен из бассейна Амазонки. Ученый установил, что в каждом из племен существуют запреты на потребление определенных групп дичи по возрасту или по полу. Благодаря этим ограничениям исключается полное истребление вида, он может восстанавливаться.

Отметим, что многочисленные табу (не только языковые и пищевые) во многом определяют жизнь современного человека, не важно, живет ли он в сельве Амазонки или же является «цивилизованным» европейцем. Трудно не согласиться с профессором Института языкознания Юрием Сорокиным, утверждающим: «Мы живем в насквозь табуизированном мире. Собственно, вся культура есть система строгих и менее строгих табу. Эти табу, эти связи, которые опутывают всех нас, позволяют не развалиться социуму…» Другое дело, что мы как-то не замечаем, что те или иные запреты, обычаи или традиции, существующие в обществе, есть не что иное, как табу.