Александр Андреев - Богдан Хмельницкий в поисках Переяславской Рады

В Батогской битве Польша лишилась больше половины своих крылатых гусар, основной ударной силы коронного войска. Впоследствии историки многих стран писали, что в этой битве Богдан Хмельницкий блестяще продемонстрировал молниеносность Александра Македонского, точный расчет Ганнибала и умение Наполеона использовать просчеты врага, а в военных академиях всего мира изучали, как под Батогом в 1652 году украинские казаки до битвы деморализовали поляков, сначала показав, как их мало, а потом имитировав, что их много, как их гетман блестяще осуществил дальнее стратегическое, а затем ближнее тактическое заманивание равного по силам и оружию противника, маневрами выманил его из укрепленного лагеря, разделил, внезапно ударил со всех сторон и в ноль стер всю пятидесятитысячную польскую армию.

От победного Батога казацкие полки растеклись по Подолии и Волыни. Вся Украина читала универсал Богдана Хмельницкого о разгроме и уничтожении кварцяного войска во главе с великим коронным гетманом Речи Посполитой: «Я предостерегал свирепого Калиновского, но он посмеялся этим и завязал сражение, которое окончилось совершенным поражением поляков, как это обычно бывает с грабителями и разбойниками, скрытно нападающими на путников в дороге».

Посполитые провожали опять летевших к Балтийскому морю шляхтичей: «Цо, панове, никак ваше колесо фортуны сорвалось с оси? Пригласите же своих хлопов его починить, не марайте своих уродзонных ручек. Цо, нема хлопов, все ушли к Хмелю? Кто бы мог подумать? Получается, что быдло теперь вы, вот и ярмо перед вами. Туда, в ярмо, вам, ясновельможным, и дорога!»

Гетман спокойно и открыто написал королю, что когда Польская Корона опять тупо упрется и не признает право Украины на существование, то опять начнется общая беда: «Прольется много крови с обеих сторон, земля будет разрушена, а мы найдем себе другого государя и силу, которые смогут нас защитить. Дайте нам и самой Польской Короне жить спокойно!»

Богдан, конечно и вопреки многочисленным советам, опять не пошел на Варшаву, избегая международной интервенции на Украину. Он даже не мог перевести всех посполитых в казаки, поскольку за этот страшный пример на него тут же бы накинулись с армиями все европейские монархи, чтобы никому больше было неповадно отказываться бесплатно содержать царственных самодуров-бездельников, их бесконечных родственников и море их придворных холуев и прихлебателей.

Хмельницкий повторял на советах, что королята и шляхта не дадут украинцам равные с ними политические права. Он повторял и повторял, что нельзя без надежных державных союзников даже объявить о создании независимого великого Украинского казацкого княжества, потому что ждущие протектората соседи его не признают, а враги с наемниками скопом сомнут.

Король и сенат Речи Посполитой после Батогского позора повели себя как обычно. На Черниговщину с опозданием привычно попыталось зайти литовское войско во главе с Радзивиллом. Богдан с полками, помня о Кричевском и Небабе, встретил и разнес его у Стародуба, и великому литовскому гетману пришлось быстро соскребать шляхетные остатки с украинской земли и уносить гоноровые ноги в Вильно. В ответ на Стародубский разгром король 13 июля в Варшаве открыл чрезвычайный сейм, продолжавшийся почти месяц. Ян Казимир, официально находившийся в твердом уме и трезвой памяти, объявил «отечество в опасности» и попытался опять собрать посполитое рушение на этих проклятых казаков. Шляхта, понимавшая, что королята снова за деньги поставят во главе нового войска напыщенного дурака-гетмана, который нагло и бездарно поведет ее на очередную гибель, от народного ополчения отказалась, но чрезвычайные налоги на наемников ввела. Во главе новой, пока еще существующей только в теории, кварцяно-наемной армии встал следующий великий коронный гетман, конечно, из семьи Потоцких, сын неудачного отца-старколюбца.

Внимательно следивший за событиями в Варшаве Богдан писал сейму открытое письмо, которое читала вся Речь Посполитая и перепечатали европейские газеты:

«Та война справедлива, когда берут оружие в защиту себя, когда не остается никакого средства, кроме оружия! В несчастное время бесчеловечный Калиновский напал на Украину, грабил, предал страну крайнему разорению. Он покрыл кучами человеческих тел поля берестечские, наполнил трупами болота, степи, леса, запрещал хоронить мертвых, отдавая их на съедение зверям. Он требовал совершенного истребления всех казаков, самым ужасным образом тиранил простой народ, покушался на мою жизнь. Неумолимый, необузданный Калиновский не только терзал людей, но простирал святотатственные руки и на храмы Божьи, похищал все, что желал, переливал церковные колокола, созывавшие православных на молитву, на пушки. Любой умный человек, даже враг, должен сознаться, что Калиновский не имел или рассудка, затрагивая невиновных, или счастья, не одолев вооруженных».

Выслушав письмо, сейм окончательно отказался объявлять посполитое рушение, а чрезвычайный налог на смертный бой с казаками собирался плохо. Хмельницкий смог доказать молчаливо согласившейся с этим Варшаве, что магнаты и королята сами нанимали бродяг и авантюристов, которые бандами переодевались в казаков и татар и вместе с шайками международных мародеров грабили и мучили украинское, польское и еврейское население, и это произвело сильное впечатление в Европе.

В ответ пьяные шляхтичи опять стали орать в бесконечных корчмах и маентках, и Кракове, и Варшаве, и везде, что нужно стереть казаков с лица земли, но в поход на хлопов почему-то не торопились, предпочитая заливаться домашней водкой с разнообразной холодной и горячей закуской.

Умные и честные поляки в сотый раз пытались доказать орущей с удовольствием шляхте, набивавшей свои бездонные карманы результатами чужого подневольного труда, что нужно заканчивать жрать угнетенных людей в три горла, и не только из-за принятого во многих странах человеколюбия, но хотя бы и потому, что уже давно по Европе, благодаря Хмельницкому и самой шляхте, катится слава Великой Польши, как страны, в которой множество благородных по рождению людей совсем не по-христиански наслаждаются издевательствами над себе подобными:

“Мы обвиняем своих врагов, а на себя не оглянемся. Наша Польша – это ад подданных, осужденных на вечную работу владельцам. Дворяне вместо награды, платят им за труды бесчеловечным отношением, берут подати со всего: с участков земли, с сохи, с дыма, с каждой головы и, наконец, выдумывают такие поборы, какие только могут прийти на ум.

Что останется бедному человеку после панских поборов, то заберет у него жолнер. Найдет десять хоругвей в одно село, всех нужно поить, кормить, каждому дай, а если он не может, у него повернут все кверху дном, ни крохи не останется. От этого хлопы разбегаются, бунтуют, города и местечки пустеют, поля остаются незасеянными, прекращаются ремесла, останавливается торговля. Сами владельцы теряют свои доходы и в казне вечные недоимки. Жолнер, приходящий защищать жителей от неприятелей, поступает с ними хуже, чем неприятель».