Людмила Шапошникова - Австралоиды живут в Индии

Каяма остановился внизу и долго наблюдал, как работал жрец. Потом он не вытерпел:

— Эй! — крикнул он. — Слезь сейчас же с дерева!

Жрец оторопело посмотрел вниз и увидел Каяму.

— Ты видишь, я занят, — спокойно сказал он старику.

— Слезь сейчас же! — потерял терпение Каяма и потряс горшком.

Жрец подумал, что стряслась беда, и быстро спустился.

— Ты его упустил? — с опаской спросил он Каяму.

— Нет. Он здесь, в горшке. Вот послушай, — и приставил горшок к уху жреца.

Жрец прислушался и удовлетворенно кивнул. Потом недоуменно спросил:

— Так чего ты пришел?

— Надо делать церемонию, — ответил Каяма. — Мне уже надоело его сторожить столько дней и ночей.

— Кончим работу — сделаем, — последовал резонный ответ.

Каяма в сердцах, с размаху поставил горшок на валун, лежавший под деревом. Горшок раскололся, жрец и Каяма, на мгновение остолбенели. Дух воспользовался замешательством, вырвался на свободу и черной вороной каркнул с верхушки дерева. Первым пришел в себя жрец.

— Сам выпустил, сам и лови! — закричал он. — А мне некогда! Мне надо работать!

Каяма бессильно опустился на валун и горестно уставился на обломки горшка.

— Что же я наделал? — тонко запричитал он.

— Старый дурак, — злорадно сказал жрец. — Дух был некормленый и теперь замучает тебя.

Солнечный свет померк в глазах Каямы, и он медленно и устало поплелся в деревню.

Вера в духов умерших, поклонение духам предков — важнейшая часть мировоззрения панья, их примитивной религии. Поэтому погребальная церемония в племени сложная и растягивается на долгое время.

С погребальным ритуалом я столкнулась в Муелмулла. Она была расположена в редких зарослях и производила впечатление тихой и спокойной. Мы долго говорили со старейшиной Конгаем. Остальные время от времени присоединялись к нам. Лица людей были приветливы и ясны, они шутили и смеялись. И к концу дня я стала своим человеком в этой зеленой и такой веселой деревне. Я даже не заметила, как село солнце, как наползли сиреневые сумерки, быстро сменившиеся непроглядной темнотой. Сын Конгая принес охапку дров, и теперь мы сидели со старейшиной у костра, наблюдая за бесконечно разнообразной игрой желто-красных языков пламени. И вдруг в ближней хижине раздался плач, какой-то горестный и безутешный. Соседняя с ней хижина откликнулась таким же плачем. Через несколько минут плакала вся деревня. Конгай, сидевший рядом со мной, начал подозрительно хлюпать носом. Я поняла, что он тоже сейчас заплачет.

«Господи, — подумала я, — что же у них стряслось, почему все сразу заплакали?»

― Конгай, — тихо позвала я. — Что случилось?

― Ничего, — спокойно ответил Конгай и хлюпнул еще раз.

― Как ничего? А почему все плачут?

— А, это… Я сейчас тоже буду плакать, — ободрил он меня.

― Слушай, — обеспокоилась я. — Ты сначала объясни, потом плачь. Хорошо?

― Хорошо, — покорно согласился Конгай. — А ты будешь плакать?

― А что — надо? — осторожно спросила я.

― Конечно, надо, если у тебя кто-нибудь умер.

― Никто не умер, — сказала я.

― А у нас умер. Три года назад умер наш родственник. Вот мы и плачем.

― А почему вы этого раньше не сделали?

Конгай недоуменно уставился на меня.

― Мы и тогда плакали, — как бы оправдываясь, сказал он. ― Ведь после похорон надо плакать каждый год в течение трех лет. Иначе дух умершего будет недоволен.

И объяснив все это, Конгай заплакал. Деревня плакала до рассвета. А когда взошло солнце, плач как по команде прекратился. Так деревня выполнила поминальный ритуал.

…Карпан умер три года назад. Тело Карпана, завернутое в новую циновку, положили на носилки и понесли туда, где за деревней была роща. Впереди процессии шел жрец Чатти. Он нес лопату, так как только жрец мог копать яму для покойника. Сделать такую яму не просто. Она должна быть строго повернута с юга на север. Когда была готова яма, Чатти занялся самым главным. В западной стене ее он выдолбил нишу. Тело должно быть помещено в нее — лицом кверху, головой на юг. Бамбуковая ширма отгораживает покойника от основной ямы. Куски земли не должны попасть на умершего. Перед тем как опустить Карпана в погребальную яму, Чатти натер его тело соком магических листьев «кулаки». Это для того, чтобы дух умершего не уходил далеко от родного дома и от места погребения. Когда яму закопали, то сверху положили кокосовый орех, рис и бетель. Это был запас еды для духа умершего. Весь необходимый ритуал соблюли.

Карпан умер в сезон, когда панья были свободны от работ на плантации. И поэтому не надо было держать его дух в горшке, как дух дяди Каямы, до лучших времен. Перед уходом в деревню Чатти спросил семь раз Карпана, хочет ли он превратиться в воду или в песок. Карпан ничего не ответил, и Чатти ушел успокоенный.

Семь дней безутешно плакали родственники. Семь дней дочь и сын Карпана были «нечистыми» и готовили сами себе еду. Семь дней клали на крышу хижины Карпана рис и кокосовые орехи. Выходил Чатти и приглашающе хлопал в ладоши. Он давал знак духу спуститься и отведать пищи. И дух спускался. Он сразу превращался в черную ворону, а иногда в нескольких. Вороны клевали рис, и все были довольны. Значит, дух предка не голодает. На восьмой день пришла церемония «какапула» — последний день плача. Дети Карпана в этот день уже были «чистыми» и вместе со всеми принимали участие в подготовке угощения для людей и духов. Те и другие давно привыкли существовать вместе и заботиться друг о друге.

Чатти начал танцевать с утра. Он был не только жрецом, но и пророком, даже больше пророком, чем жрецом. И Чатти очень старался. Он пустил в ход весь свой набор заклинаний и магических формул. В порыве вдохновения придумал три новых па в своем танце, что было позже взято на вооружение другими пророками. Наконец, дух Карпана вселился в Чатти. И устами Чатти дух заверил собравшихся, что он остается дома и будет помогать семье. Потом когда-нибудь, если в доме появится норожденный, он переселится в него. Но пока, объявил дух Карпана, такого намерения у него нет, и он предпочитает потрудиться на пользу семьи. Самое важное свершилось… Потом в деревне долго бил барабан, и все танцевали. С тех пор вот уже третий год в день «какапулы» (поминок) деревня устраивает дружный плач.

Дух умершего, дух предка, или, как говорят панья, пена, может жить в доме, может обитать где-нибудь рядом. Лучше всего, если в деревне отведено для этого какое-то одно место. И людям спокойнее, и духам вместе как-то веселей. Обычно дух живет целый год в своем мире, а потом переселяется в «колайчатан» (место духов Мертвых).

― Слышишь? — говорит Велла, — упала ветка — это духи предков ее обломали.

Велла — жрец. Он живет в колонии панья, где теперь стоят домики под черепичными крышами вместо старых бамбуковых хижин. За колонией в лощине — священная роща, средоточие всех реликвий панья, начиная от духов предков и кончая богиней Бхагавати.