Людмила Шапошникова - Тайна племени Голубых гор

Но это только предположения. Устная традиция тода не сохранила ни упоминаний о человеческих жертвоприношениях, ни сведений о ритуале ликвидации женского потомства. Отцы тода, видимо, не были столь агрессивны и беспощадны, как раджпуты или кхонды. Каждое племя имеет свой характер. Мягкость, присущая тода, могла сыграть свою роль и в войне между отцами и матерями. Война эта еще не кончена. Отцы племени еще не превратились в законченных патриархальных деспотов. Слово „мать“ для них по-прежнему значит многое…

— Ну а если он откажется? — спросила я.

— Как «откажется»? — Мой собеседник явно не понимал вопроса.

— Ведь может такое случиться, — попыталась объяснить я, — что эта женщина ему не понравится, да и к тому же она скоро станет матерью, а ребенок явно не его.

Мгновением позже я почувствовала, что сказала что-то нелепое и даже страшное. Ибо Мутикен несколько раз беспомощно хватил воздух ртом, а в его широко открытых глазах плеснулась боль. Я не ошиблась. Это было выражение физического страдания, как будто его самого неожиданно и грубо ударили. Наконец он снова обрел дар речи.

— Как? Как? — почти шепотом произнес он. — Кто смеет отказать матери? Кто? — И эта произнесенная шепотом фраза громко и резко отозвалась у меня в ушах.

Вопрос, который я задала Мутикену, не представлял ничего особенного с моей точки зрения. Речь шла о «незаконных» отношениях между женщинами и мужчинами Тартар и Тейвели. Женщина на седьмом месяце беременности, возвращаясь в свою фратрию, должна выбрать себе мужа. Я предположила, что мужчина может отказаться от такого предложения. И вот реакция… «Кто смеет отказать матери?» Неосторожно заданный вопрос опозорил меня на все племя. Мне пришлось затратить немало усилий, чтобы восстановить свою репутацию. К моему раскаянию отнеслись недоверчиво.

— А в твоем племени отказывают матерям? — подозрительно спрашивали меня.

— Нет, — вдохновенно врала я.

— Так почему же ты спросила об этом? — допрашивали меня с пристрастием.

Как всегда, меня выручила из беды Тайсинпуф.

— С человеком все может случиться, — философски заметила она, — ведь амма даже своих родственников не знает.

Тода сочувственно и понимающе качали головами. Что взять с человека, у которого мозги явно не в порядке.

Мать… Что может быть выше этого? О высоком призвании матери говорят всегда очень много. Но эти разговоры и рассуждения часто бессильны преодолеть стену предрассудков и предвзятого отношения к матери, оставленного цивилизованному обществу в наследство от патриархальных времен. Женщина ждет ребенка, а кто его отец — неизвестно. И цивилизованный обыватель, пуская слюни от удовольствия, начинает вопить: «Позор!»

«Кто смеет осуждать женщину за то, что она мать?» — скажет тода. У тода никто не смеет. Их культура примитивна, она не достигла «высот» современной цивилизации. Женщины тода, храня традиции матриархального прошлого, пользуются полной свободой до замужества. Отцы племени еще не посягнули на эту свободу. Она ставит женщину в равное положение с мужчиной. «Общественное мнение» в таких случаях всегда на стороне женщины. «Она станет матерью, — говорят тода. — Пусть будет благословение Текерзши над ней». И женщина, ждущая ребенка, самая завидная невеста для тода.

Мать детей, чьи бы они ни были, достойна всяческого уважения и почитания. Для женщины существует только слово «мать». Так называют маленькую девочку и восьмидесятилетнюю старуху. Забота о женщине-матери — священная обязанность каждого члена племени. И она бывает безграничной.

Однажды я шла в Тарнадманд. Он расположен на вершине высокой горы, и узкая, неудобная тропинка петляла между гранитными валунами. Я почти уже поднялась на гору, когда увидела у ее подножия человека. Он на некоторое время задержался у начала тропинки, а потом стал медленно и осторожно подниматься по ней. На спине у человека был какой-то груз. Ослепительное тропическое солнце било в глаза, и я не могла разглядеть как следует ни человека, ни его ношу. Наконец, он приблизился, и я узнала Кероза. Он остановился передо мной и бережно опустил свою ношу на землю. К моему удивлению, ею оказалась небольшого роста совсем седая старушка.

— Здравствуй, амма! — поздоровался Кероз.

— Что ты делаешь? — изумилась я.

Кероз улыбнулся, обнажив крепкие белые зубы.

— Вот, — показал он на старушку. — Несу свою мать в гости. Хочет навестить родственников, а ноги ее уже не слушаются. Вот я и понес ее.

— Но ведь родственники могли прийти к ней сами, Кероз.

Он опять улыбнулся и искоса посмотрел на мать:

— Ей самой очень хотелось побывать в Тарнадманде. Здесь прошла ее юность.

— Да, да, — закивала старушка. — Здесь я родилась. Отсюда меня забрал отец Кероза.

Потом я еще несколько раз видела, как старых женщин несли на себе мужчины. Если семья тода отправляется куда-нибудь пешком, женщинам не позволяют нести тяжелые вещи. Это делают мужчины. Детей на большие расстояния тоже носят мужчины.

А знаете, как род Карш ездил в гости к роду Квордони? Утром пришел ко мне Мутикен и сообщил приятную новость, что его род едет в Квордони.

— В котором часу? — спросила я.

— Сейчас, амма, — не моргнув глазом ответил Мутикен.

Что такое у тода «сейчас» я узнала позже. Наскоро позавтракав, я отправилась в Кандельманд, где собирался весь род. Однако манд оказался безлюдным. Только перед хижиной сидела жена Мутикена.

— Где же остальные? — поинтересовалась я.

— На базаре в Утакаманде, — хладнокровно ответила женщина.

Я отправилась на базар. Между лавочек и прилавков не спеша разгуливали люди рода Карш. Да, конечно, сегодня все едут в гости. Когда? Сейчас. Сию минуту, и продолжали заниматься своим делом. К полудню все решительно направились из города. Но вдруг выяснилось, что Пеликен не помнит, закрыл ли он буйволиный загон. Наждоць внезапно стал страдать от жажды и пошел пить кофе. Нельдоди не мог обойтись без зонтика. А зонтик стоял под деревом в трех милях от города. Нарикен вспомнил, что не взял бамбуковую кружку, которую обещал Тайсинпуф. Род Карш мгновенно растворился и исчез. Потом все повторилось. Каждый по пути заходил на базар. «Сейчас» растянулось на весь день. Наконец, тода двинулись в путь, когда солнце уже коснулось священной вершины пика Мукуртхи и в горах поднялся порывистый январский ветер.

До Квордони было двадцать миль. Один из участков пути пересекало шоссе, и было решено проехать несколько миль на автобусе. Автобус пришел нескоро, и завернутые в легкие путукхули люди дрожали на ветру. Но вот в темноте показались две яркие фары. Автобус остановился, и началась посадка. Первыми сели женщины и дети, и, пока их не устроили, ни один мужчина не вошел в машину, хотя существовала явная опасность, что автобус не сможет забрать всех. Последний участок пути шли пешком через ночные джунгли. Женщины были впереди, и, если какая-нибудь из них начинала отставать, мужчины останавливались и терпеливо ждали, пока она нагонит остальных.