Алексей Рогачев - Москва. Великие стройки социализма

Но и после утверждения генерального плана зодчие продолжали тешить себя проектированием широченных проспектов и круглых площадей.

Этот период в истории московского зодчества не делает особой чести московским архитекторам – ни совершенно бездарным, ни самым талантливым, о которых принято писать исключительно в восторженных тонах. При этом поминать их нужно все-таки добрым словом – они делали то, что умели, чему их учили, их трудами Москва обновлялась, хорошела, пусть и не так быстро, как этого можно было ожидать. Отдельные яркие сооружения, успешные градостроительные мероприятия породили самоуспокоенность, даже самодовольство архитектурной верхушки, отсутствие у нее стремления к совершенствованию методов и приемов проектирования, использованию широких возможностей, открываемых современными строительными технологиями.

Поэтому у многочисленных исследователей истории советской архитектуры возникло желание заретушировать, замаскировать наиболее явные просчеты ведущих московских архитекторов, а то и вовсе пересмотреть реальные события. Стремясь представить в розовом свете зодчих, творчество которых является объектом диссертаций и монографий, их современные авторы сваливают ответственность за то, что происходило в советской архитектуре 1930-х годов, на руководителей коммунистической партии и советского правительства, будто бы продиктовавших бедным безгласным архитекторам свою волю. Вот как, например, описывает этот процесс виднейший исследователь архитектуры «авангарда»: «…именно в это время подспудно накапливающиеся в предыдущие годы отрицательные тенденции в социально-политической сфере общества стали все сильнее определять общую атмосферу жизни в стране. Командно-административные методы руководства, культ личности, ориентация на единообразие и единомыслие в области культуры, стремление к показной парадности – все это повлияло на изменение творческой направленности в архитектуре (и в других видах художественного творчества). Вмешательство представителей командно-административной системы в развитие искусства стало повседневной реальностью. В архитектуре негативную роль сыграло удивившее всех подведение итогов на конкурсе проектов Дворца Советов в Москве, когда высшие премии были присуждены проектам (И. Жолтовского, Б. Иофана и Г. Гамильтона), не отражавшим основных тенденций развития советского архитектурного авангарда (и мировой архитектуры в целом)» [3].

Автор приведенного пассажа, очевидно, убежден, что премии следовало присуждать исключительно представителям «авангарда» вне зависимости от качества их проектов, а заодно одним махом отождествляет «авангард» с «основными тенденциями развития мировой архитектуры в целом». Что же касается «вмешательства представителей командно-административной системы» (нужно напомнить, что эти самые представители являлись заказчиками и именно им принадлежало право «заказывать музыку»), то в качестве «доказательства» такового исследователь «авангарда», как и все ему подобные писатели, приводит всего одну фразу из постановления Совета строительства Дворца Советов при Президиуме ЦИК СССР «Об организации работ по окончательному составлению проекта Дворца Советов СССР в Москве»: «Не предрешая определенного стиля, Совет строительства считает, что поиски должны быть направлены к использованию как новых, так и лучших приемов классической архитектуры, одновременно опираясь на достижения современной архитектурно-строительной техники». В ней усматривается ни более ни менее как приказ перейти от так называемой «авангардной», то есть конструктивистской архитектуры к использованию сложившихся архитектурных стилей, после чего все зодчие вынуждены были «осваивать классическое наследие».

Кажется, трудно изобрести большее извращение смысла приведенной цитаты, которая совершенно четко гласит, что архитекторам, участвовавшим в разработке проектов Дворца Советов, предоставлялась полная свобода в выборе художественных средств, причем «новая» и «классическая» архитектуры упоминаются рядом, абсолютно на равных правах.

Но если никаких указаний не было, то почему московские, а за ними и все советские зодчие мгновенно, дружными рядами взялись за «освоение классического наследия»? Ответ лежит на поверхности – просто-напросто поворот к «классике» отвечал узко-корпоративным интересам архитектурной общественности, заинтересованной прежде всего в повышении собственного значения в строительстве, а значит, и своих заработков. Судите сами – в период господства конструктивизма деятельность архитекторов сводилась по большей части к разработке плана здания и его фасадов. Поскольку какие-либо украшения отсутствовали, дальнейшую работу выполняли инженеры-строители. Зато после того, как в ход пошли тщательная прорисовка капителей, изобретение гигантских карнизов, индивидуальная разработка мельчайших деталей отделки, количество выпускаемых чертежей (соответственно и финансирование проектирования) выросло в несколько раз. Значение архитекторов поднялось, увеличились заработки. Заодно появилась возможность проведения «творческих дискуссий» о достоинствах дорического или ионического ордера, получения степеней, званий и премий, творческих командировок в Италию – все для того же самого «освоения».

Лучшим подтверждением кровной заинтересованности архитектурной общественности в переходе к «освоению наследия» служит то, что наиболее рьяными ревнителями классических традиций мгновенно стали недавние истовые апостолы бога конструктивизма – М.О. Барщ, М.И. Синявский, А.К. Буров и многие другие.

Освоение классики действительно было нужно, унылые ряды одинаковых голых серых коробочек, сотворенных не особо талантливыми зодчими, прикрывавшими свою бездарность ссылками на «конструктивизм», и в самом деле навевали жуткую тоску. И руководители партии и правительства имели все основания критиковать в своих выступлениях такую, с позволения сказать, архитектуру. Но критиковался вовсе не конструктивизм (или «авангард», как его нынче модно называть), острие критики направлялось на две наиболее уродливые крайности этого течения: «коробочную архитектуру», то есть на бездарные творения эпигонов лидеров конструктивизма, и на подаваемые как полет высокой фантазии гениев «авангарда» беспочвенные выверты, вроде мельниковского проекта Дома промышленности.

Причем справедливая критика этих творений, как правило, предварялась предостережениями против «фасадничества», то есть бездумного «освоения наследия». Характерным примером может служить руководящий документ самого высокого уровня – речь Н.А. Булганина на I Всесоюзном съезде архитекторов (в приводимой цитате ремарки «Аплодисменты» и «Смех» выпущены):