Ольга Рожнёва - И Промысл Божий не обижает никого

Семья Лёши жила в квартире напротив, и жизнь их проходила на глазах Татьяны. Папа и мама занимались бизнесом, владели фирмой. В середине девяностых такие фирмы как грибы росли. Оба высокие, спортивные, подтянутые, деловые. И жизнь у них была такая же деловая. У обоих престижные машины, оба занимаются спортом, следят за собой. Круг друзей ограничен – такие же деловые современные люди, в основном партнёры по бизнесу. Ну, те, с кем дружить полезно. В общем, девизом этой семьи были слова «карьера, бизнес, успех». Да, они действительно были успешны…

В семье росли два сына: старший Лёша и младший Дима. Дима хорошо учился, всё схватывал на лету, был спортивным, подтянутым, ловким – похожим на родителей. И по жизни шёл так же, как они: умел поладить с учителями, одноклассниками. Смекалистый, шустрый – в общем, успешный, весь в родителей.

А вот старший, Лёшка, явно портил репутацию семьи: был ни то ни сё… Учился так себе. Биологию любил, а вот по русскому языку, скажем, тройки получал, всё никак не мог с запятыми управиться. Бывало, Димка его учит: так ты спиши диктант-то у соседа! А тот только улыбается. Медлительный, неспортивный, добродушный. Да вдобавок полноват – и непонятно, как такой мог родиться у спортивных Игоря и Ирины. Дома его звали «Лёшка-тюфяк». А иногда и просто:

– Ну что ты еле двигаешься, тюфяк ты этакий!

Или:

– Сын, ну почему ты такой тюфяк-то? Ты же в жизни так ничего не добьёшься!

Не то чтобы они его не любили, но чувствовали какую-то досаду за своё неудавшееся чадо, переживали за его будущее. А Лёшка только молчит да улыбается, всё книжки читает.

Ирина иногда в разговоре с соседкой жаловалась на своего старшего, так выпадавшего из семейного стиля. Другие дети как дети: спорт, развлечения, а этот… Правда, было у него одно увлечение: он любил с животными возиться, вечно собирал каких-то бездомных и больных кошек, каких-то драных псов, птиц каких-то полудохлых.

– Тань, ну ты сама знаешь, он же тебе их всё таскает, надоел уже, наверное, смертельно! Ну так это и не увлечение, а издевательство одно над репутацией нашей семьи. Приедут в гости какие-нибудь важные люди, Дима уж не подведёт, спортивный, подтянутый, выходит из комнаты – поздоровается, улыбнётся. «Сын, ты куда?» – «На теннис, мамочка!»

Гости хвалят:

– Какой сынок у вас замечательный, на вас похож!

А тут из комнаты вываливается наш Тюфяк. Да ещё и с каким-нибудь плешивым котом в руках. У кота уши драные в зелёнке, и сам Тюфяк в зелёнке. Ни улыбнуться толком не может, ни поздороваться так приветливо, как Димка. Да ещё запнётся, как обычно, промямлит что-то – ну тюфяк тюфяком.

– И этот ваш? Родной?

Только и приходится, что краснеть за него.

А Тане, наоборот, Лёша нравился больше Димы. Он действительно часто заходил к ней с очередным питомцем под мышкой. Иногда выгуливал Дика, когда Тане было некогда. Ей нравились его доброта, открытость, простодушие. Лёшка не разбирался в «нужности» и полезности окружающих, бегал в магазин для одинокой старушки, живущей этажом выше, здоровался одинаково и с консьержкой, и с крупным бизнесменом из соседнего подъезда…

Дима, в отличие от него, со старушками и консьержками вообще не здоровался. Как почти не здоровался он и с ней, Таней, отделываясь лёгким кивком головы. «Подумаешь, ветеринарша», – иногда читалось в его светло-серых глазах. Зато с бизнесменом он свёл короткое знакомство и даже бегал для него за свежими газетами в соседний киоск.

Таня пыталась защищать Лёшку и возражала Ирине, но та только досадливо отмахивалась:

– Доброта… В жизни нужно быть жёстким, целеустремлённым, деловым, уметь оказаться в нужное время в нужном месте! Только так можно успеха добиться! А доброта в наше время не котируется! Тебе, Таня, хорошо о доброте рассуждать, когда у тебя папа был профессором! А мы с Игорем сами крутимся, всё своим трудом, весь бизнес…

Так и не приходили соседки к согласию, оставаясь каждая при своём мнении. Хотя отношения у них были неплохие: видимо, и деловой Ирине иногда нужен был не просто «нужный» человек, а тот, с кем можно по душам поговорить.

Годы шли, сыновья стали старшеклассниками. И тут репутация семьи вновь оказалась под угрозой: к удивлению родителей, у Лёшки появилась девушка. Леночка. Маленькая, худенькая, застенчивая, одетая в обноски. Ирина всё разузнала про неё и потом жаловалась Татьяне: девочка эта была из неблагополучной семьи. Отца нет, мать то ли уборщица, то ли посудомойка – в общем, ужас тихий! Ещё младший брат больной, инвалид какой-то. Наследственность явно нездоровая, уже не говоря про маму-поломойку.

– Тань, Тюфяк-то наш влюбился! Впервые с Димочкой поссорился. Димка ему всю правду сказал: где, дескать, ты откопал себе такую невесту, на какой помойке. А Лёшка ему так твёрдо отпор дал, что я даже удивилась. Ну, думаю, хоть характер начинает у парня прорисовываться наконец, да только повод-то неподходящий! Я ему, Тань, ничего не сказала, но сейчас всё думаю, как бы от этой Леночки отделаться. А то ведь всю жизнь парню испортит! Они теперь не расстаются. Он уж и в гости её приводил! Конечно, она посмотрела, как мы живём, теперь не отвяжется. Со свиным-то рылом да в калашный ряд!

Таня тоже познакомилась с Леночкой: Лёшка привёл её в гости. И Тане девочка понравилась: тактичная, добрая, мягкая. Одета скромно, но аккуратно. А Лёша смотрел на девушку с такой нежностью, так опекал её, что у Татьяны дрогнуло сердце. И она подумала: «Деточки вы мои, оба такие чистые, такие добрые… Как же вы будете дальше-то? Да сохрани же вас Господь от злых людей и ударов судьбы!»

После окончания школы Лёшка поступал в медицинский, сдал хорошо все экзамены, но вот русский завалил и пошёл в армию. А год спустя Димка благополучно поступил в университет на экономическую специальность. Так что и тут он оказался успешнее старшего брата.

Лёша первое время писал Тане письма, потом письма стали короче. Он очень переживал за Леночку, по его словам, она перестала писать ему. Таня расстроилась и попыталась найти Лену. Спрашивала и у Ирины, но та только отмахивалась:

– Пропала и пропала! И прекрасно! Она себе другого жениха нашла, побогаче да поуспешнее нашего Тюфяка. Я его предупреждала насчёт этой Леночки, а вот теперь пускай сам убедится.

Письма прекратились. И когда Лёшка вернулся из армии, Таня с трудом его узнала. Больше не было юношеской полноватости, он стал подтянутым, крепким, вот только на висках появилась седина. И взгляд стал другим – не было прежнего простодушного Лёшки, а был какой-то новый, чужой, пока непонятный. Как ни расспрашивала его Таня о службе, но он отмалчивался, поняла только, что пришлось Лёшке несладко. Может, заступался за кого? Может, били? Про Леночку сказал, что не дождалась, вышла замуж и больше ни слова: ни осуждения, ни жалоб. Он вообщё стал немногословен. И теперь прозвище Тюфяк совсем не подходило ему.