Юрий Скоп - Избранное

— Ничего дела, Никита Иваныч… Прилетела из Москвы супруга Ивана Андреевича. Сообщила, что переводят его из Склифософского, из кардиологического центра… там он находился в палате усиленного наблюдения… В другую больницу. Вот так…

— Это, значит, надолго?

Кряквин посмотрел как-то отстраненно на дотошного начальника станции и ничего не ответил. Возникла тягучая, мертвая пауза, после которой стали подниматься с мест и выходить из кабинета… навстречу священнику, что картинно и броско восседал сейчас в кресле, как раз напротив двери. Левой рукой священник бережно холил светлую, вьющуюся бороду, со свежей, добротно отглаженной рясы его отчетливо высверкивал массивный серебряный крест…

В приемной само собой произошло замешательство: вышедшие с диспетчерской первыми притормозили, опешив, а следующие за ними, естественно, залюбопытствовали, чего там такое? — образовался шумливый, толкучливый затор.

— По ком звонит колокол?

— Явление Христа пролетариату.

— Здравствуйте, батюшка!

Священник степенно и независимо поднялся, ответил вежливым поклоном и, распрямившись, как бы продемонстрировал всем свою внушительную, крупную стать.

— Вы к кому? — поинтересовался кто-то с улыбкой.

— Не к вам.

— Если не секрет, то по какому вопросу? Я секретарь парткома. Скороходов.

— Очень приятно. Отец Николай. Но у меня к вам тоже вопросов не имеется.

Ответ вызвал веселое оживление:

— У тебя, партком, своя компания, у него своя…

— Алексей Егорович! Тут только вас желают.

Расступились и пропустили главного инженера. Кряквин решительно, но не скрывая удивления, подошел к священнику. Заметно замешкался, не зная, уместно ли здороваться в подобной ситуации за руку, но священник едва уловимо подмигнул ему и первым протянул руку. Кряквин как-то непонятно улыбнулся, что-то сообразив, и сказал:

— Кряквин.

— Отец Николай. В миру Гринин Николай Сергеевич.

— Прошу!

Когда закрылась дверь кабинета, Шаганский еще разок подкусил парторга:

— И куда это партком смотрит? Поп-то прямо к Кряквину свой опиум понес. Охмурит его, а?

Скороходов ответил:

— Не охмурит. Вот если бы он по твоим холостячкам психологичкам вдарил…

— Ну и что? Они же сплошные атеистки. Все в джинсах ходят.

— Ладно, ладно трепаться. Сейчас разберемся. — Скороходов вошел в кабинет.

Кряквин и священник тискали друг друга в объятиях. Радостно хлопали по спинам, возились, как мальчишки. Скороходов и Беспятый, ничего не понимая, смотрели на это непонятное во все глаза.

Оттолкнув от себя священника, Кряквин возбужденно сказал, приглаживая пятерней растрепанные волосы:

— Ну ты даешь! Вот дьявол!.. Эти-то ведь до сих пор ни хрена не соображают, — он показал на Скороходова и Беспятого. — А? Искусство! Ну чего вы глазами-то хлопаете? Не узнаете?.. О-о… Колька же это! Братан. Ну, поняли? Актер Актерыч! В кино-то ведь ходите, поди!

Беспятый подошел к священнику поближе. Все еще недоверчиво оглядел его с ног до головы. И вдруг потянувшись рукой к его лицу, прихватил Николая за русую, вьющуюся бороду. Она довольно легко стала отклеиваться… Все расхохотались. А Николай, дав наглядеться на себя, начал прилаживать бороду назад.

— А вы, я гляжу, все такие же…

— Что с нами сделается, — сказал Беспятый. — Мы как консервные банки. Серега вон только наш на повышение вышел… — Он толканул плечом Скороходова. — Понимаешь, шишка!..

— Будет тебе, — отмахнулся Скороходов.

— Ну, седай, седай, Микола… Ну их. Рассказывай, кури, — Кряквин придвинул к брату раскрытую коробку «Казбека». Пшикнул зажигалкой.

— Покажи-ка? — и, повертев ее в пальцах, Николай с пониманием отметил: — «Ронсон»… На съемки я к вам, вчера прилетел ночью.

— Надолго?

— Да кто его знает. Пути кина неисповедимы. Майские-то уж точно у вас встречу.

— Что же не позвонил сразу? Мы же, однако, года полтора не видались, а?

— Два, — уточнил Николай. — Приятная машинка. У меня такой модификации нет. — Он вернул зажигалку Кряквину. — Может, подаришь? Жуткую слабость ощущаю к подобным изяществам. Так сказать, хобби…

— Аналогичный случай, — улыбнулся Кряквин, — У меня, знаешь ли, тоже к подобному слабинка. В Париже разорился. Мать давно видел?

— Перед отлетом сюда. Значит, не подаришь? — Николай кивнул на зажигалку.

— Никогда, — замотал головой Кряквин.

— Ну, гляди… пожалеешь. А мать ничего. Бодрая. Ну, как всегда… Тебя вспоминала. Кланяться велела…

— Спасибо. А ты все-таки даешь! Наделал переполоху… — Кряквин махнул рукой в сторону двери. — Они же теперь не уймутся, пока не вызнают все. Действительно, как явление Христа народу…

— Ничего. Привыкайте. Мне-то ведь надо как-то к роли привыкнуть. Я ведь еще попов не играл… — Николай достал коробку американских сигарет и клацнул, закуривая, сверкнувшей зажигалкой.

— Ну-ка, ну-ка, — потянулся рукой Кряквин. — Ит-ты! Хороша… Варюха моя узнает, что ты здесь, в обморок упадет.

— Как она?

— Нормально. Тоже на повышение вышла… — Кряквин подмигнул в сторону Скороходова. — Завучем теперь в школе. Слушай, а она у тебя с тремя кремнями? — Он уже успел разобрать зажигалку.

— И заправка на год. Вот так… — довольно добавил Николай.

— Про что хоть картина-то будет? — поинтересовался Беспятый.

— А-а… И про то, и про се… Про борьбу нового со старым.

— И ты в ней старое, значит? Батюшка…

— А что? Не гожусь?

— Годишься, годишься. Откуда у тебя такая? — Кряквин вернул зажигалку.

— А мы в Англии разорились.

— Много ездишь?

— Случается. Теперь не то что раньше… Мне же заслуженного…

— Слыхали. Можешь не хвастаться.

— Мать-то, кстати, опять вокруг той скульптуры начала ходить. Хочет все-таки доделать ее…

— Пускай… Хотя бы лучше она ее в музей сдала, — задумчиво сказал Кряквин.

— Что ты! Не скажи при ней. Я, говорит, не умру, пока не доделаю… Она твоего отца все-таки больше чтит, чем моего. Об актерах и слушать не желает…

— Правильно делает.

— Ладно, ладно — не продолжай. Знаю ведь, что сейчас скажешь: «Ерундой занимаетесь?»

— Отгадал! Дубина с крестом…

В дверь постучали.

— Алексей Егорович, тут к вам Шаганский Юлий Петрович… — начала было секретарша.

— В другой раз. Я занят… — остановил ее Кряквин.

Дверь закрылась.

— Любопытная Варвара… — сказал Скороходов, имея в виду Шаганского.

— Хуже… — сказал Беспятый.

— Ни фига, — отмахнулся Кряквин. — Обойдемся без свидетелей. А ты, я гляжу, отъелся на киношных хлебах…

— Ошибаешься. Физическая культура… — сказал Николай, оглаживая бороду.

— Во-во! — кивнул Беспятый. — Тучину как раз в гору такие… проходчики нужны.

— Благодарствуем. Богову богово…