Юрий Скоп - Избранное

А еще, бегая, Тучин думал. Бег помогал ему отрешаться от всего постороннего, сосредоточивал. На бегу к Тучину уже не раз приходили те единственно верные и необходимые решения, над поиском которых он порой так безрезультатно ломал голову в иных, скажем кабинетных, условиях.

Капустно похрустывал под его кедами снег, куржак оплетал ресницы, усы, грудь Тучина, — оставались где-то сбоку грубоватые подначки горняков, когда он пробегал мимо автобусных стоянок, вроде: «От бабы своей убег…», «За получкой чешет…», «Давай, жми! Сзади никого нет!» — дыхание ровно, с парком исходило из согревающейся груди; Тучин чувствовал, как с привычным покалыванием раскрываются легкие, принимая в себя чистую свежесть рассвета, и сердце, подчиняясь ритму движения, все полней и упруже расталкивает по телу кровь.

В этот раз Тучину думалось об Анне. Жене…

Вчерашним вечером они допоздна провозились по дому, обживая на свой лад бывшую квартиру Студеникиных. Тучин с удовольствием добелил коридор, докрасил пол в большой комнате, а потом они с Анной пили чай на чистенькой кухне и согласно мечтали, как станут жить дальше.

Им было хорошо. И спокойно. Радио негромко играло какие-то песни; Карабас, подремывая, поглядывал на них со своего тюфячка; а они то говорили, то просто молчали.

Не так уж часто теперь, после того как Тучин вступил в должность начальника Нижнего рудника, удавалось ему вот так вот спокойно посумерничать с женой. Новые заботы разом изменили его, сделали хмурым, малословным, нервным. Теперь он, как правило, допоздна засиживался на работе, а возвращаясь с нее, без аппетита съедал приготовленный женой ужин, мылся и, даже не читая «Советский спорт», плюхался на кровать.

Вчера же к нему вдруг вернулось отличное настроение, и они с Анной, посиживая за чаем, припомнили кое-что из своей трехлетней совместной жизни…

Анну тогда только-только назначили директором горняцкой столовой на Верхнем руднике, и Беспятый однажды за обедом, толкнув Тучина локтем, кивнул ему на проходившую стороной новенькую.

— Чего? — спросил Тучин, не понимая.

— Советую приглядеться, — сказал Беспятый. — К Анне Ивановне…

— Зачем?

— Ну… так. На всякий случай. Это же, возможно, супруга твоя будущая.

Тучин так и прыснул в тарелку.

— А что? Такие волосы, такие глаза… Конечно, ты по сравнению с ней — тьфу!.. Бегун. Не пойдет она за тебя. Вот если бы я за это дело взялся — капут. Передо мной все женщины падают… в обморок.

С этого дурашливого разговора и началось все, а через полгода и кончилось свадьбой. Перешла Анна из горняцкого общежития в благоустроенный барак на 25-м километре, где тогда проживал Тучин. И привнесла в затянувшийся холостяцкий быт главного инженера Верхнего рудника уют и семейное счастье.

Со смехом вспомнилось им вчера само сватовство Тучина. В столовой тогда шел ремонт электроплиты, и Тучин, подбадриваемый Беспятым, все-таки набрался духу зайти в крохотный директорский закуток Анны.

— Ты, главно, не тяни только, — нашептывал Тучину Беспятый. — А с ходу, мол, так и так. Понял? Я ихнюю сущность знаю. Баб надо влет бить. Валяй, валяй…

В общем, зашел Тучин к директору и… отмочил:

— Анна Ивановна…

— Я слушаю вас, — сказала она.

— Как вы на это дело смотрите… Ну… если бы мы… То есть я… То есть вы бы и я… ну… поженились, а?..

— Что-о?! — ошарашенно переспросила Анна.

— Да вы не бойтесь. Я серьезно… Вы, конечно, можете не спешить. Не надо… Вы подумайте. А в обед мне и скажете, ладно? Я холостой… — Он стремительно вышел.

— Ты удрал, а я сижу и на часы смотрю… — смеясь, припоминала Анна. — До обеда-то час всего оставался…

— Иди ты! — хохотал Тучин.

— Ну да… Сижу, как эта… в ум ничего не идет. Обалдела прямо!.. После встала и — к Трофимычу на кухню. Думаю, у него спрошу… А там дымище коромыслом. Горит чего-то. И Трофимыч стоит — ругается… Я переждала и в сторону его, за рукав… Как, мол, считаете, мне быть, Николай Трофимыч?

— А он? — в который уже раз спросил Тучин, наизусть зная заранее ответ шеф-повара.

— А он злой как черт. Подумал и говорит: «Если к завтраму плиту не наладют — уйду отсюда! Меня, говорит, в ресторан зовут, а я тут с вашими биточками вошкаюсь. Вот так!..» Не расслышал он про мое-то, оказывается…

Перед железнодорожным переездом, на отметке 10-й километр, Тучина догнал новенький рудничный «газик». Бибикнул призывно, ярко ослепляя фарами. Тучин зажмурился и перешел постепенно на шаг. Отвернул на запястье манжет свитера, посмотрел на часы. Все точно — он бежал, как обычно, сорок пять минут.

Откинулась дверка, и Семен, молодой, здоровый парень-шофер, протянул Тучину меховую куртку.

— Привет, Пал Степаныч. Как пульс?

— Здорово. Стучит. А как у тебя?

— Тоже о’кэй.

Тучин накинул куртку, но сразу в машину не сел, еще несколько минут выхаживал себя, уравнивая дыхание. Когда оно улеглось окончательно, снова подошел к машине и попросил у Семена полотенце. Семен, прежде чем догонять своего начальника, заезжал из парка к нему на квартиру, где и забирал у Анны полотенце, костюм Тучина, ботинки.

Тучин досуха вытер мокрое лицо и шею, а уж после и залез на сиденье. С удовольствием вытянул ноги.

— Поехали, Сема, — сказал он, отдуваясь, и в этот момент беззвучно опал, закрывая переезд, автоматический шлагбаум.

— Привет, — фьюкнул Семен. — Я ваша тетя…

Через какое-то время из темноты справа медленно поползли, стыло погромыхивая, высвеченные фарами тучинского «газика» тяжелые, белые от апатитовой пыли хопперы. Один вагон, другой…

— Пал Степаныч, — обернулся к Тучину Семен. — Я вот вас все спросить хочу…

— Ну?

— И чего это вы себя так гоняете? Ну, я там понимаю… гроши бы за это давали. А то так, задарма, мучиться… А?

Тучин гмыкнул, провожая глазами вагоны. Отозвался не сразу:

— Это чтобы помереть, Сема, здоровым-здоровым.

— Ха-а… — гоготнул Семен. — Надо запомнить…

Потом уже, когда они мчались по искристой, гладко проструганной частым движением дороге, Тучин спросил:

— Что у тебя-то новенького?

— С Люськой, что ли? — охотно уточнил Семен.

— С Люськой, с Люськой, — улыбнулся Тучин.

— Да каво там! — отмахнулся Семен, кривясь щекой, и шлепком приплюснул на патлатой голове — светлые волосы его сзади далеко перевесились через ворот капроновой стеганки — махонькую шапочку. — Какие дела? Да никаких там делов. Все глухо!.. Она мне, Пал Степаныч, знаете, что вчера говорит? Мы с ней на танцы ходили. В Дэка. Что я, говорит, за извозчика, кучера, мол, не пойду. Ага… И не жди, говорит. Не дождешься. Мне, мол, холуя не надо. Так и лепит — хо-лу-я…

— Как это за холуя? Не понял…

— А так. Раз, мол, я на этом «газоне» персональным шофером вкалываю, то, мол, значит, и холуй.