Михаил Толкач - На сопках Маньчжурии

— Не та ситуация на театре войны. Японцев колотят сегодня уже на их собственной земле. Такого не бывало за всю историю Страны Восходящего Солнца!

— Собака хватает врага мёртвой хваткой! — заключил Фёдоров и помял шею ладонями: не первый час сидели в оперпункте. — Вот возведём деревянные строения — термитик тут как тут!

— Пожалуй… — Чугунов был огорчён до крайности и не скрывал этого.

— Батареи питания не востребованы. Как вариант, агент должен будет взять рацию в тайге и искать источники тока… — предположил Васин. — Учтём при разработке розыска.

— Возможна и такая версия. — Чугунов распрямил плечи, помассировал подбородок. — Если совершил ошибку, лучше всего сразу рассмеяться! — советуют китайцы.

Фёдоров в душе возлагал вину за побег на Голощёкова. И не потому, что Кузовчикова упустили, а потому, что Яков Тимофеевич дал повод такому обороту случая.

— Согласен с китайцами, товарищ генерал! — Фёдоров попытался улыбнуться. Длинный, нескладный, стоял он у окна. Гимнастёрка топорщилась за спиной горбом. — Пусть враги волнуются! Им всё равно труднее, нежели нам. Мы на своей земле. А они — пришей-пристебай Андрюху к колокольне! Мы заняты делом, а они — наёмники!

— Прописи, кажется, есть смысл напоминать. — Чугунов, меривший шагами комнату оперпункта, похлопал капитана по плечу. — И вам — тоже, товарищ Фёдоров. Всепоглощающая конспирация. Сплошная засекреченность. Профилактика и загляд наперёд. Это и аз и буки даже для новичков нашей службы! А тут, други, жизнь с поворотом.

— А Голощёков бухнул: ВМН! Получилась фита и ижица, товарищ генерал! — осмелился заметить Фёдоров.

— Сей Голощёков в самой глубинке моих печёнок застрял!

— Так прогоните его! — Фёдоров смотрел невинными глазами на генерала. — Или держите, чтобы не выше вашей головы?

Васин даже рот раскрыл от такого неприличия со стороны капитана. Чугунов, как в судороге, скосил губы, глаза налились гневом. Слов не выбирал:

— Орясина порядочная вы, капитан! О таких, как в данном разе вы предстаете перед нами, острословы говорят: мышцами силён мужик!

— Виноват! Прошу простить остолопа! — Фёдоров позволил себе, надо полагать, такой выпад потому что чувствовал себя свободнее, чем, скажем, майор Васин. Он один напрямик отвечал за всё, происходящее на его участке, а это иное дело по сравнению с тем, что приходится принимать на себя сотруднику аппарата. Семён Макарович и не догадывался, какой сюрприз приготовила ему судьба… — Хватил лишку, признаюсь, товарищ генерал!

— Оперативно-розыскные материалы для прокурора готовит старший лейтенант Голощёков. — Чугунов поднялся, считая совещание законченным. — Вам, Васин и Фёдоров, — сбережение стройки и тайник в тайге! Поеду к наркому госбезопасности, попрошу оказать вам всемерную помощь.

Старший лейтенант Голощёков в считанные дни словно слинял во всём облике. Ни прежнего лоска, ни благодушия показного, ни наигранного панибратства. Глаза выцветились старым пеплом. Трубка гасла поминутно. У него не хватало терпения разжигать её и он держал её в зубах потухшую.

Вызванные с гауптвахты виновники сперва твердили, как заученное: арестант утоп! Голощёков предъявил им одежду и сапоги, переданные ему из милиции. Солдаты опознали всё.

— Выходит, не утонул шпион. Вы сознательно упустили его?

— Видит Бог, неправда это! — Пожилой солдат замахал руками. Челюсти его задрожали, как после удара. — Не было сговору!

— По закону военного времени полагается расстрел!

Солдат скис окончательно:

— Как же… у меня трое… смилуйтесь! А ты что молчишь, раззява? — накинулся он на губастого напарника. — Слышишь, куда гнётся планида? Речист был с арестантом: «распыл», «к стенке». Сами теперь вот в распыл…

Губастый переминался безмолвно с ноги на ногу. Поскрипывали его расшнурованные ботинки. Рыхлое лицо покрылось серым налётом. В больших глазах заледенел страх.

— Кровью искупите свою вину перед Родиной! — Голощёков закончил протокол и указал солдатам, где поставить подписи.

Конвойный увёл их снова на гауптвахту гарнизона.

Яков Тимофеевич в волнении чиркнул колесиком зажигалки, раскурил трубку и задумался надолго. Ведя опросы, составляя протоколы, он никак не мог отделаться от предположения, что убежавший агент выведал в гарнизоне какие-то секреты и, вернувшись в Харбин, выложит их японской разведке. Тогда последует… Что последует, Голощёков и думать страшился. Он хмуро смотрел на появившегося в кабинетике старшину Малахова. Этот хлюст виновен во сто крат больше, чем солдаты! Именно он ввёл агента в военную среду.

— Вы давно связаны со шпионом Петровым?

— Кто ж мог подумать… — Малахов чесал свою грудь, вороша помятую гимнастёрку. Глаза опущены к полу.

— Пудри мозги своей Муське! Органы «Смерша» располагают данными, что вы пьянствовали вместе с Петровым. Не отрицаете?

— Дак магарыч…

— Так и запишем. Позволяли шпиону бывать в казармах, гостинице офицеров, цейхгаузе?

— Дак работа плотника…

— Помолчи! Нарушил присягу, выдавая военную тайну! Сколько времени собирали шпионские сведения?

— Завертелся, закрутился…

— Раскрутишься в трибунале! — оборвал его Голощёков.

— Не тяни душу, старлей! — ожесточился старшина. — Трибунал так трибунал! Едино — на фронт!

— На фронт, чтобы к немцу податься? К стенке тебя, предателя! — Голощёков терял контроль над собой.

— Охолонь, Голощёков! — вызверился Малахов. — Не корчи из себя орла, если мокрая курица!

— Замолчи, гнида! — Голощёков сунул старшине протокол для подписи. Тот придирчиво прочитал и всё, где указывалось на якобы имевшую место измену присяге, вычеркнул.

— Напраслину не приписывайте!

Малахова увели. Голощёков выпил стакан воды. Покурил. Сложил ненужные бумаги и спрятал в сейф. Успокоившись, приказал впустить Анисью Трифоновну. Женщина робко переступила порог.

— Здравствуйте, товарищ командир!

— Садись, Плешкова! Посмотри внимательно, знакомы ли тебе эти вещи? — Голощёков положил на стол ватник, брюки, сапоги, изъятые милицией у бакенщика.

— Навроде, постояльцевы. — Анисья Трифоновна потрогала верхнюю пуговицу телогрейки. — Моя рука. Крестиком, суровьём, чтоб покрепчее. А ежли его, то чё?

— Не чё, гражданочка, а тюряга светит! — Голощёков оставил протокол, убрал вещдоки в шкаф, плотно притворил дверцы, — Вы способствовали проникновению шпиона на военный объект? Расскажите подробно!

— Ты чё, рожа красная? — подалась вперёд Плешкова. — Белены объелся, так иди да отрыгни!

— В твоём доме хранилось шпионское снаряжение! Не отрицаешь?

— Пугашь? Сын и муж кровь проливают, а ты пужашь?

— Вот-вот, муж и сын жизнью рискуют, а вы приютили врага!