Уильям Ширер - Крах нацистской империи

Вместо того чтобы решить немедленно этот вопрос, Штауфенберг позвонил по телефону в Париж своему кузену подполковнику Цезарю фон Хофакеру, в штаб генерала фон Штюльпнагеля, и призвал заговорщиков пошевеливаться. Безусловно, шаг этот был чрезвычайно важен, поскольку во Франции к заговору подготовились значительно лучше, поддерживали его там более высокопоставленные генералы и офицеры, чем в других местах, за исключением Берлина. И действительно, в Париже генерал Штюльпнагель проявил гораздо больше энергии, чем его коллеги в столице. Еще до наступления темноты он арестовал и заключил под стражу всех 1200 офицеров и солдат СС и СД, включая их грозного начальника, генерал-майора войск СС Карла Оберга. Если бы в Берлине в тот вечер проявили такую же энергию и решительность, история могла бы пойти другим путем.

Приведя в действие план заговора в Париже, Штауфенберг взялся за упрямого Фромма, начальником штаба которого он состоял и чей отказ действовать заодно с заговорщиками после сообщения Кейтеля о том, что Гитлер жив, создавал серьезную угрозу успешному исходу заговора. У Бека не хватило смелости поссориться с Фроммом в самом начале событий, и он не присоединился к Штауфенбергу и Ольбрихту, которые направились к нему. Ольбрихт вновь заявил Фромму, что Штауфенберг готов подтвердить смерть Гитлера. «Но это невозможно, — рявкнул Фромм, — Кейтель заверил меня в обратном». «Кейтель, как обычно, лжет, — вмешался Штауфенберг. — Я сам видел, как выносили тело Гитлера». Эти слова начальника штаба заставили Фромма задуматься, и с минуту он хранил молчание. Но когда Ольбрихт, решив воспользоваться нерешительностью Фромма, заметил, что приказ «Валькирия» уже отдан, Фромм вскочил и закричал: «Это превышение власти! Кто отдал приказ?» Когда он узнал, что это сделал полковник Мерц фон Квирнхайм, он вызвал офицера к себе и арестовал.

Штауфенберг сделал еще одну, последнюю попытку убедить своего начальника. «Генерал, — сказал он, — я лично взорвал бомбу на совещании у Гитлера. Взрыв был похож на взрыв 150-миллиметрового снаряда. Никто из присутствовавших в зале не мог остаться в живых».

Но Фромм был слишком искусным приспособленцем, чтобы поддаться блефу. «Граф Штауфенберг, — ответил он, — покушение провалилось. Вы должны немедленно пустить себе пулю в лоб». Штауфенберг холодно отклонил его совет. Тогда тучный Фромм, налившись кровью, объявил, что арестовывает всех троих посетителей — Штауфенберга, Ольбрихта и Мерца.

«Не занимайтесь самообманом, — ответил Ольбрихт. — Это мы сейчас вас арестуем!»

Между единомышленниками вспыхнула крайне несвоевременная ссора, во время которой Фромм, как свидетельствовал один из очевидцев, ударил по лицу Штауфенберга. Генерала быстро утихомирили и посадили под арест в комнате адъютанта, где его охранял майор Людвиг фон Леонрод [268]. В целях предосторожности заговорщики оборвали в комнате телефонные провода.

Штауфенберг вернулся в свое управление и обнаружил, что здесь его поджидает, чтобы арестовать, обер-фюрер Пифредер, эсэсовский головорез, недавно отличившийся при проведении эксгумации и сожжении 221 тысячи тел евреев, расстрелянных отрядами спецакций в Прибалтике до того, как туда вошли части советских войск. Пифредера и двух субъектов из СД в гражданском быстро заперли в соседнем пустом кабинете. Объявившийся в этот момент генерал фон Корцфляйш, которому подчинялись все войска в округе Берлин — Бранденбург, потребовал доложить, что происходит. Нацистский генерал настаивал, чтобы его проводили к Фромму, но его провели к Ольбрихту, с которым он отказался говорить. Тогда его принял Бек, и, поскольку Корцфляйш заупрямился, его также заперли. Как было намечено планом заговора, его заменил генерал фон Тюнген.

Приход Пифредера подсказал Штауфенбергу, что заговорщики забыли выставить охрану вокруг здания. Поэтому у входа был выставлен наряд из батальона охраны дивизии «Гросдойчланд» («Великая Германия»), который должен был заступить в караул, но не заступил. Наконец, уже после 5 вечера, заговорщики взяли под контроль свой собственный штаб, но в Берлине только это и находилось у них под контролем. А что же произошло с войсками армии, которым предписывалось занять столицу и удерживать ее до установления власти нового антинацистского правительства?

После 4 часов дня, когда заговорщики по возвращении Штауфенберга пришли наконец в себя, генерал фон Хазе, комендант Берлина, позвонил командиру отборного батальона охраны «Гросдойчланд» в Дёбериц и приказал ему поднять по тревоге свое подразделение и немедленно прибыть в комендатуру на Унтер-ден-Линден. Командиром батальона был недавно назначен майор Отто Ремер, которому выпала в этот день крайне важная роль, хотя и не та, на которую рассчитывали заговорщики. Поскольку на его батальон возлагалась наиважнейшая задача, они предварительно проверили, что это за человек, и удовлетворились тем, что он не интересовался политикой и был готов повиноваться приказам своих непосредственных начальников. Его храбрость не вызывала сомнений. Он имел восемь ранений и совсем недавно получил из рук Гитлера редкую награду — Рыцарский крест с дубовыми листьями.

Ремер поднял по тревоге батальон и, согласно приказу, спешно направился в город для получения конкретных распоряжений от Хазе. Генерал сообщил ему об убийстве Гитлера и о попытке путча со стороны СС и приказал блокировать здания министерств на Вильгельмштрассе, а также главное управление безопасности СС в близлежащем квартале Анхальтстацион. К 5.30 Ремер расторопно выполнил все указания и прибыл на Унтер-ден-Линден за получением новых.

И тут в драму вмешалось незначительное лицо, которое помогло Ремеру стать карающей Немезидой по отношению к заговорщикам. Некий лейтенант, д-р Ганс Хаген, экзальтированный и самоуверенный молодой человек, занимал в батальоне охраны Ремера должность офицера по национал-социалистскому воспитанию. Одновременно он работал в министерстве пропаганды у Геббельса. В данный момент он находился в Байрёйте, куда был послан министром работать над книгой, которую ему поручил писать Мартин Борман, секретарь Гитлера. Называлась она «История национал-социалистской культуры». В Берлине он оказался чисто случайно — приехал, чтобы доставить памятный адрес в честь малоизвестного писателя, погибшего на фронте, а заодно прочитать вечером лекцию для своего батальона, хотя было довольно жарко и душно, о вопросах национал-социалистского воспитания. Он питал слабость к публичным выступлениям.

По пути в Дёбериц впечатлительному лейтенанту почудилось, что в проезжавшем армейском легковом автомобиле сидел в полной военной форме фельдмаршал Браухич, и ему сразу же пришло в голову, что старый генерал замышляет измену. Правда, Браухич, задолго до этого снятый Гитлером со всех постов, в этот день ни в форме, ни без формы в Берлине не был. Но Хаген клялся, что видел его. О своих подозрениях он сообщил Ремеру, который как раз в то время получил приказ занять Вильгельмштрассе. Приказ лишь усилил подозрения Хагена, и он уговорил Ремера дать ему мотоцикл с коляской и помчался в министерство пропаганды, чтобы предупредить Геббельса.