Михаил Ребров - Советские космонавты

Мой коллега из АПН пошутил:

— Первый, и пока единственный, член Союза художников СССР, побывавший в космосе,- участник исторического совместного полета Алексей Леонов. Первый, и тоже единственный, космический Дед — бортинженер пятнадцатого «Союза» Лев Демин. Совершили орбитальные путешествия первые врачи, инженеры-механики, геологи... И вот — водолаз. Первый!

Когда в семье курсанта Ленинградского военно-морского училища имени М. В. Фрунзе Ильи Александровича Рождественского родился сын, он про себя подумал: «Моряком будет крепыш, не иначе». А через два года началась война. Рождественский-старший ушел на фронт, воевал на Балтике, ходил на боевом лидере «Ленинград» и не знал, что семья его чуть не погибла в суровые годы блокады, что помогли добрые люди, вывезли по Дороге жизни в Казахстан...

Встретились в Ленинграде, в победном 45-м. Через год Рождественский-младший переступил порог школы, а в 1956 году стал курсантом Высшего военно-морского инженерного училища имени Ф. Э. Дзержинского. Так хотелось отцу. Так хотелось и ему самому.

Учился хорошо. Увлекался спортом. Третье место в Союзе среди четверок распашных без рулевого но так-то легко завоевать! Отлично плавал, отменно нырял. Мечта отца сбылась. Его, Валерия, тоже.

Море... Разве можно рассказать о нем словами. Нет таких слов, которые передали бы всю красоту и мощь бескрайней стихии, будь то часы покоя или величавых буйств. Он видел море разным, видел Балтику и южные широты, Атлантику и Средиземное, прошел через штормы и штили, познал глубину. Это уже после того, как закончил курсы подготовки водолазов.

Работа глубоководников нелегкая и опасная. Она требует от человека многого: сильного духа, крепкой воли, физической закалки, железных нервов. Немыслима она и без чувства локтя. Глубоководники обычно работают ларами. Принцип такой: «Тот, кому ты доверяешь, доверяет и тебе». Эту формулу жизни раскрыл перед Валерием старший товарищ В. Солобко — опытнейший водолаз, фронтовик.

Разное случалось. Помнится, поднимали затонувшую еще в первые годы революции императорскую яхту «Полярная звезда». Пусть прошло много лет, но народное добро должно быть возвращено народу. И возвратить его должны были водолазы-глубоководники, среди которых был и Валерий Рождественский.

Долго возились: мешала погода. На подъеме Валерий почувствовал, что трудно дышать. Делал большие глотки, а воздуха не хватало. Сердце билось учащенно, на лбу выступил пот, в горле першило. Глаза заволакивала серая пелена.

Подумал: «Заела пружина золотника. Наверное, придавило чем-то».

Дышать становилось все труднее. «Так можно и сознание потерять, тогда...» Нет, он не струсил, не растерялся, спокойно дал знать другим, и товарищи помогли, выручили из беды.

Потом — новое задание: поднимали потопленный в годы войны немецкий транспорт «Шивбск». Лежал он у входа в испанскую бухту, на самом фарватере. Это усложняло движение в порту, к тому же — это металлолом, который всегда нужен стране. Спустили водолазов. Через какое-то время — доклад наверх: — В трюмах боеприпасы, капсулы с порохом... Как быть? Рванули торпеду — не детонирует. Попробовали еще раз спровоцировать на взрыв — результат прежний. Вот и пришлось водолазам «колдовать» под водой. Сложнейшая это была эпопея. Много долгих часов под водой рядом со взрывоопасной громадой. Одно неверное движение, одна ошибка, неосторожность и... Да только не думали они тогда об этой опасности. Думали о другом, как быстрее и лучше выполнить приказ.

У морской работы неотступные законы: у каждого — свой круг обязанностей, каждый ценит чужой труд, каждый сам идет на помощь товарищу, а не ждет, когда его позовут. В среде моряков Валерий познал и усвоил такую заповедь: ты можешь служить на большом красивом корабле и на маленьком обшарпанном временем спасателе, можешь ходить в море или служить в базе, быть водолазом, сигнальщиком, коком, мотористом, штурманом, командиром боевой части, но для всех есть единственный критерий — порядочность. Что ты делаешь, какую выполняешь работу, на какой должности состоишь, не имеет значения, по порядочным ты обязан быть.

Верность слову и делу, друзьям, своей работе. Целеустремленность... Всему этому учила Валерия Рождественского служба на море.

Наверное, море и осталось бы его первой и последней любовью, если бы не случайно попавшая в руки книга о космонавтах. Даже не сама книга. О космосе он многое знал после стартов Юрия Гагарина и Германа Титова, Андрияна Николаева и Павла Поповича.

А вот абзац о том, что условия работы космонавтов сродни тем, с которыми встречаются подводники, заставил задуматься: «Может быть, стоит попробовать?»

Подумал и вроде бы забыл. Но нет! Мысль эта стала приходить все чаще и чаще. И все дольше оставаться с ним, не просто быть рядом, а тормошить, терзать, рождать дерзкие желания и сомнения, будить страсть к переменам... Словом, вселилось волнение в морскую душу. И задавал Валерий себе зовущий и тревожный вопрос: «Может быть, стоит?»

Шли месяцы, годы. Были другие плавания, другие работы, В 1965 году, когда он находился в море, на корабль пришла телеграмма. Смысл ее в одном коротком, но многозначительном слове: «Отозвать».

— Я поменял море на небо,- признался он как-то. Может быть, найдутся люди, которые осудят меня за это. Но мне кажется, человек всегда должен быть не удовлетворен тем, что он имеет, что делает, иначе нет движения вперед. Я не понимаю людей, равнодушных к космонавтике, как не понимаю и фанатиков, готовых лететь чуть ли не на беспилотном спутнике. Это серьезное дело, и относиться к нему надо серьезно...

Перед стартом «Союза-23» он был собран:

— Волнения нет. За годы подготовки от него отвыкаешь. Привыкаешь к новой работе с ее необычностью и сложностью. Многое становится привычным. Самое же главное то, что мы с Вячеславом Зудовым верим друг в друга. Значит, можно в огонь и в воду. — Он подумал и добавил: — Ну и в космос тоже... В выборе товарища по экипажу у космонавта меньше возможностей, чем в выборе жены, а времени с ним он проводит больше, чем в семье. И «разводов» здесь быть не может. При подготовке к нашему полету только за последние полтора месяца в тренажере мы провели двести девяносто часов — получается около двенадцати суток. То есть мы «совершили» двенадцатисуточный космический полет... На Земле. А если к этому добавить остальные стенды, то получится, что провели около трех месяцев наедине друг с другом и техникой. В таких условиях, конечно, для хорошего экипажа нужны хорошие «семейные» отношения. Нужно понимать состояние друг друга, помочь в невзгодах, разделить радость — нужна чуткость и бережное отношение к товарищу.

Так он сказал о себе и о своем командире. Испытание, через ко« торое они прошли в своем полете, подтвердило правоту этих слов.