Ларри Коллинз - О, Иерусалим!

Голда и ее спутник, блестящий востоковед Эзра Данин, тактично напомнили королю, что евреи — его единственные истинные друзья.

— Знаю, — ответил Абдалла. — У меня нет иллюзий. Я всем сердцем верю, что божественное провидение вернуло вас, семитский народ, скитавшийся в изгнании на чужбине, на древнюю родину и что вы будете способствовать процветанию семитского Востока, который нуждается в ваших знаниях и предприимчивости. Однако, — добавил он, — положение сейчас трудное. Имейте терпение.

— Еврейский народ, — мягко заметила Голда, — терпел две тысячи лет. Но теперь настал наш час обрести свою землю, и этот час нельзя отсрочить. Если мы не сумеем достичь взаимопонимания и Ваше Величество хочет войны, то боюсь, война начнется. Мы уверены в победе. И, возможно, после войны мы встретимся снова как представители двух суверенных государств.

— Мне очень жаль, что прольется кровь, — сказал король. — Я тоже надеюсь, что мы встретимся вновь и что отношения между нами не прервутся.

Так закончился разговор, который мог бы предотвратить войну между евреями и арабами. У порога Данин остановился и обернулся к Абдалле.

— Ваше Величество, — сказал он, остерегайтесь ходить в мечеть среди толпы и позволять целовать край Вашей одежды. В Вас могут выстрелить.

— Хабиби, друг мой, — ответил Абдалла, — я рожден свободным человеком и бедуином. Я не могу отказаться от обычаев своих отцов и стать пленником собственной стражи.

Все трое пожали друг другу руки. Последним, что увидел уходя Данин, была стройная фигура короля, который стоял на лестнице в белом одеянии и тюрбане и махал им на прощание рукой.

Давид Бен-Гурион напряженно вглядывался в лица девяти человек, сидящих перед ним в здании правления Еврейского национального фонда в Тель-Авиве — членов национального Совета, созданного Бен-Гурионом взамен исполнительных органов Еврейского агентства. Из тринадцати членов Совета трое отсутствовали. Лидерам сионистского движения предстояло сейчас решить, будет или не будет провозглашено суверенное Еврейское государство.

Тяжесть столь ответственного решения легла на плечи именно этих людей по разным причинам. Трое из членов Национального совета были раввинами — выразителями религиозного сознания тех людей, чья привязанность к земле Израиля была проявлением их верности духовному наследию еврейства.

Другие, как Голда Меир, Элиэзер Каплан и Моше Шарет, уже в течение многих лет состояли членами Исполнительного комитета Еврейского агентства, преемником которого стал национальный Совет. Третьи были относительно новыми лицами, введенными в Совет на случай, если он станет Временным правительством.

Бен-Гурион с беспокойством заметил, что лица его соратников выражают озабоченность и растерянность. Решимость членов партии Мапай, руководимой Бен-Гурионом, была поколеблена сообщением Моше Шарета о его недавней беседе с государственным секретарем США Джорджем Маршаллом, который предложил подождать с провозглашением Еврейского государства, обещая в этом случае добиться решения конфликта между евреями и арабами мирным путем. Сообщение Голды Меир о безрезультатной встрече с Абдаллой только усилило сомнения.

Теперь, по просьбе членов Совета, Игаэль Ядин представил подробный отчет руководства Хаганы с оценкой шансов молодого Еврейского государства в столкновении с арабскими армиями.

Ядин считал, что если принятие предложения Маршалла позволит выиграть время и ввезти в страну достаточное количество оружия, то стоит согласиться с ним. Если же евреи не примут предложения Маршалла и война разразится немедленно, Хагане придется выдержать суровое испытание. Намерения Сирии были известны, ибо агенты Хаганы проникли в сирийский штаб; однако планы Ирака, Египта и Арабского легиона оставались тайной. В лучшем случае у Хаганы было пятьдесят шансов из ста.

Когда Ядин закончил свое выступление, Бен-Гурион невольно поморщился, почувствовав подавленное состояние слушателей.

Он решил высказаться.

— Я опасаюсь за наш боевой дух, — сказал он. — До сих пор нам везло: ишув пока что не потерял ни одного из своих важных центров. Однако если противнику удастся захватить часть нашей территории или населенных пунктов, решимость к сопротивлению ослабеет. А те испытания, которые нам предстоят, неизбежно будут сопряжены с тяжелыми потерями.

Это может вызвать у людей недовольство и привести к крайне серьезным последствиям.

Бен-Гурион помолчал. Затем он открыл папку, где лежали два доклада, которые он внимательно изучал перед заседанием.

— Я знаю кое-что, — сказал Бен-Гурион, — чего не знал Маршалл, когда он беседовал с Шаретом. Я знаю, что у ишува сейчас есть такое количество оружия, которое может кардинально изменить ситуацию.

Медленно и торжественно Бен-Гурион прочел содержание доклада, останавливаясь после каждой цифры, чтобы ее значение полностью дошло до слушателей. Он сообщил, что Эхуд Авриэль закупил в Европе двадцать пять тысяч винтовок, пять тысяч пулеметов, пятьдесят восемь миллионов патронов, сто семьдесят пять гаубиц и тридцать самолетов. Иехуда Арази приобрел десять танков, тридцать пять зенитных орудий, двенадцать 120-миллиметровых мортир, пятьдесят 65-миллиметровых пушек, пять тысяч винтовок, двести тяжелых пулеметов, девяносто семь тысяч артиллерийских и минометных снарядов разных калибров и девять миллионов патронов для легкого стрелкового оружия.

Как и надеялся Бен-Гурион, эти цифры вдохнули уверенность в его сподвижников.

— Если бы это оружие было в Палестине, — продолжал он, — можно было бы обдумывать ситуацию более спокойно. Однако оно еще не здесь, и на то, чтобы его доставить, уйдет какое-то время. И это время предопределит не только исход войны, но и ее длительность и наши потери. Возможно, еще до того, как оружие будет ввезено в Палестину в сколько-нибудь значительных количествах, на нас двинутся арабские армии.

Люди должны быть готовы к серьезным потерям и потрясениям.

Однако, зная, что наша мощь будет расти, я не разделяю сомнений военных специалистов. Я позволяю себе верить в победу. Мы восторжествуем.

Члены Совета хранили молчание. Бен-Гурион приступил к голосованию. Вопрос заключался в том, принять ли предложение Маршалла — то есть отложить на время провозглашение Еврейского государства и попытаться достигнуть перемирия.

Провозглашение Еврейского государства означало войну. Исход голосования должен был показать, насколько лидеры ишува дорожат идеей еврейской государственности. Предложение Маршалла было отвергнуто большинством всего в один голос.