Иван Падерин - Ожоги сердца

— Шевелись, что ты как безрукий, — упрекнул меня Графчиков.

— Устал, — соврал я.

— Ну, давай еще немножечко, до перемычки, там я подменю тебя.

Толкаю салазки с рацией левой рукой, в ладони правой — живая смерть. Пальцы крепко держат предохранительную скобу…

Каким нескончаемо длинным показался путь до ближайшей перемычки. На спине выступил холодный пот, во рту пересохло, зубы стиснуты, и, кажется, вот-вот затрещат скулы, затем… ослабнут пальцы, и тогда выкатится из ладони «фенька», будь она проклята! Ползу медленно. Графчиков то грудью, то плечом подталкивает меня вперед. Он невозмутим. Пока не знает, что его жизнь в моей ладони. Наконец ему удалось перебраться через меня. Накинув на плечи лямку салазок, он проворно стал удаляться вместе с рацией. Я решил отстать от него, передохнуть и потом у ближайшего изгиба трубы попытаться отшвырнуть гранату назад. Пусть покалечит ноги, но руки сохранятся, и на руках выползу на свет божий…

— Не отставать, — сигналит Графчиков.

— Догоняю, — лживо успокаиваю его, чтобы он не вздумал возвращаться.

Вот и ожидаемый поворот трубы. Тут чуть попросторнее. Встаю на колени, разворачиваюсь и, прижавшись к стенке, швыряю гранату. Швыряю, как мне показалось, далеко, даже не слышно, где она шлепнулась. Падаю на спину, жду взрыва. Проходит четыре, пять… десять секунд. Взрыва нет. Неужели скоба не отскочила? Может, пружина ослабла… Тем лучше. Однако где же правая рука? Руки вроде не стало. Нахожу ее левой рукой, ощупываю от локтя до запястья. Ладони нет. Она собрана в кулак, в ней — «фенька». Пальцы одеревенели, стали непослушными в мертвой хватке.

Что же делать?

Разворачиваюсь еще раз. Судорога стягивает руку в локте. Хоть зубами отнимай пальцы от тела «феньки» или отгрызай по одному, покуда она сама не выпадет из ладони. Выпадет — и тогда… Нет, пожалуй, надо просить Графчикова помочь избавиться от смертельно опасной «феньки».

— В чем дело? — спрашивает Графчиков. По трубе его голос долетел до моего слуха так, что мне подумалось — он вернулся сюда и сейчас же устроит мне трепку.

— Руку судорогой стянуло, — сознался я.

— Зубами прикуси. Отпустит.

— Ладно, только не подходи ко мне.

— Не собираюсь… Ползи, ползи, я уже возле люка.

— Ну, вот и хорошо, — с облегчением выдохнул я. — Один взорвусь.

— Чего ты там бубнишь?

— Если доползу, узнаешь.

— Нашел время в загадки играть. Очнись… — доносит труба его ворчание. — Без твоих загадок на душе солоно.

Мне стало уже невмоготу, казалось, сил больше нет. Пришлось сознаться, что в руке граната на взводе, а предохранительное кольцо утеряно.

— С ума сошел! — встревожился Графчиков.

— Не знаю…

— Тогда ползи, ползи и не вздумай кольцо обратно вставлять.

— За кольцом далеко возвращаться.

— Понятно, — выдохнул опытный разведчик и замолк, вероятно, обдумывая, как обезвредить «феньку».

И когда мое прерывистое дыхание стало доноситься до него, последовали подсказки:

— Мягче, мягче ползи и держи, держи ее, собаку…

— Сама держится, хоть руку отрывай вместе с ней.

— Сейчас посмотрим.

Наконец я оказался рядом с Графчиковым. Мы вернулись к исходной точке нашей вылазки. Над открытым люком склонились разведчики. Они дежурили тут, как видно, не один час, в готовности двигаться по нашему пути к Людникову, с телефонной катушкой. Смотрю на них снизу пустыми глазами: похвалиться нечем. Между тем Графчиков зажал под мышкой мою руку с гранатой и, вывернув взрыватель, похожий на короткий карандаш с металлической шайбой, отбросил его в сторону.

— Похоже, от боязни у тебя соображалка отказала.

— Отказала, — согласился я.

— Теперь бросай, неопасно.

— Не получится. Помоги пальцы разжать.

— Это у тебя уже от страха, — заключил Графчиков. И, согнув мою руку в локте, затем в запястье, он легко отлепил мои пальцы, и теперь уже безопасная «фенька» сама упала к моим ногам.

Я сгорал от стыда, но рассказал Графчикову и его разведчикам все как было.

— Такую можно укрощать моим способом, — выслушав меня, сказал один из разведчиков.

— Как?

— Вот как…

Он выдернул из своей гранаты предохранительное кольцо, не отпуская скобу, вставил в отверстие гвоздь, что хранился у него в кармане, и подкинул ее над головой. Я шарахнулся в сторону.

— Хоп, хоп!..

Граната падала ему в ладонь и снова взлетала…

— Прекрати сейчас же! — резко остановил его Графчиков. — Здесь тебе не цирк!

Мне стало ясно: Графчиков не может смириться с неудачной попыткой проникнуть в дивизию Людникова по канализационным трубам. Недоволен он и моим поведением. «Фенька» парализовала мою сообразительность. Графчиков, собираясь повторить вылазку по трубе, взял в помощники другого человека, своего разведчика… И доставил-таки рацию в штаб дивизии Людникова.

…Там, в Сталинграде, он, как мне казалось, не знал страха или, по крайней мере, умел одолевать его, не останавливаясь перед смертельной опасностью, а здесь…

Мы присели возле его «Запорожца». Съели по бутерброду. Вспомнили о боевых товарищах — живых и мертвых…

Василий Васильевич Графчиков не жаловался на свой недуг.

— Живу, как все. Государство заботится. И ему надо платить тем, чем можем, — без пафоса, по-будничному рассуждал Графчиков, успокаивая себя и меня.

Я знал его биографию. Всю войну вместе прошли. В одной дивизии были. Скупой на слова, если речь шла о нем самом, но все-таки в минуты затишья, где-нибудь в окопе, в блиндаже нет-нет да и скажет несколько слов о своем детстве, о юности… Родился в бедной крестьянской семье на Рязанщине в 1916 году. Фамилия досталась в наследство от деда, прозванного так, должно быть, в насмешку за долголетние надежды разбогатеть на графских землях. Умер дед в поле, оставив дом без крыши, двор без скота, погреб без картошки — графский крестьянин.

Семи лет, уже при Советской власти, Василий пошел в школу. Окончил восемь классов, но учиться дальше не позволила нужда. Пришла пора зарабатывать на пропитание. Крепко сбитый, смекалистый паренек с хорошим каллиграфическим почерком был определен в колхоз счетоводом. К началу 1937 года стал бухгалтером, но ненадолго. Осенью того же года был призван в армию. Служил в Москве, в кавалерийской дивизии. В мае 1938 года дивизию перевели в Борисов, что на Березине. Там окончил полковую школу младших командиров, а перед демобилизацией, по разнарядке политотдела, был направлен в Смоленск на курсы политработников, а затем получил назначение в Прибалтийский военный округ, политруком стрелковой роты. Там, в километре от границы с Германией, в Вилкавишкисе и застала его война…

Мимо нас дважды простучала каблучками нарядчица Бэлла. Блеснула клипсами. По пути застряла в кругу знакомых молодых людей. Посудачила, посмеялась вместе с ними.