Иван Падерин - Ожоги сердца

— Не перегружайся. Пощади сердце.

— Не хныкать, — ответил он. — Наши сердца солдатские, перегрузок не боятся, лишь бы ожогов не было.

Москва — Кулунда — Москва

1966—1977

Зрение тускнело в моих глазах с тихой болью… Тускнело перед встречей утренней зорьки в день открытия охоты. За час до этого, пробираясь на лодке по узким протокам к перешейку двух озер, я еще видел рябь на воде. Но когда протиснулся в заросли камыша и взглянул в сторону восточного небосклона, то ощутил непривычную тяжесть над бровями и давящую на зрачки темноту. Подумалось, камыши заслоняют обзор. Я вытолкнул лодку к протоке, однако темнота уже прилипла к глазам. И вода уже не проблескивала передо мной, а покрылась округлыми расплывами густой сажи. И зари не видно.

Протираю глаза раз, другой — не помогает. Темнота сгущается. Неужели ночь застряла здесь на целый день или земля перестала вращаться?

В дальних секторах охотничьего угодья загремели частые выстрелы. Открытие охоты, как правило, обозначается беспорядочной стрельбой. Малоопытные охотники спешат палить по уткам на воде, подшибают хлопунцов, чаще расстреливают темноту.

Но вот уже вблизи, справа и слева, ударили дуплетами мои спутники — опытные «утятники». Невдалеке шлепнулась одна подбитая утка, вторая. Как мне показалось, бьют вдогон, под перо и без промаха. Значит, и мне пора закладывать патроны. Привычным движением переламываю централку, открывая патронташ, вглядываюсь в небо, но ничего не вижу. Слышу свист крыльев шилохвостей. Они пролетели над головой. В эту же минуту перед самым лицом пронеслась стайка чирков. Пара трескунков приводнилась у самой лодки, но я их не вижу, ничего не вижу!

— Сергеев! — кричит слева сосед. — На тебя кряквы!

— Ясно, — ответил я и ударил в темноту наугад.

Пустой выстрел возмутил соседа.

— Зачем пуляешь с открытой воды?.. Пугало.

— В ряске застрял, — соврал я.

— Помочь?

— Не надо, сам выберусь.

И сдал лодку назад на хрустящие заросли камыша. Темнота не оставляла меня. Еще дважды вскинул централку, палил дуплетами: дескать, у меня все в порядке, только мажу.

Прошло еще минут десять. Правой стороной лица ощутил свет лучей восходящего солнца и теперь понял, что с моими глазами случилась беда. От досады упал в лодку вниз лицом на рюкзак с провиантом.

Чудак, этого как раз нельзя было делать. Ко мне подкралась такая болезнь, при которой, как потом стало известно, ни в коем случае нельзя лежать вниз лицом. То был приступ глаукомы, по-простонародному — «подступила темная вода». Она чаще всего дает о себе знать при напряженном зрении в темноте. Что-то подобное случалось со мной раньше, но быстро проходило. Надеялся и на этот раз. Но темнота меня уже не оставляла.

Лежу, прислушиваюсь. Пальба еще идет, слышу перелет уток надо мной, однако мной уже овладел страх, и поэтому нет сил поднять голову.

Мои спутники прекратили стрельбу, подозвали егеря, подгребли ко мне.

— Сергеев, что с тобой?

— Не знаю, с глазами что-то.

— Выжег порохом или просто так?

— Просто так.

— Поднимайся, дай посмотреть… Глаза на месте, только зрачки как переспелая смородина.

— Черная смородина. Потому света и не вижу, — попытался развеселить я себя и товарищей.

Они отбуксировали меня с лодкой к причалу, посадили в машину — и в Москву.

Откинув голову на спинку заднего сиденья, я почувствовал — свет стал проникать в левый глаз. На ухабах и крутых поворотах замелькали световые вспышки и в правом глазу. Так и хотелось попросить шофера: не огибай ухабы, встряхивай сильней!..

Спутники молчат. Один из них, что сидит слева, дышит через нос, огорчен — сорвался такой красивый старт осенней охоты. Он азартный охотник и не любит возвращаться домой без пера на козырьке фуражки — знака победителя. И сегодня планировал после утренней зорьки побродить за бекасами, затем посидеть на вечерней зорьке, которая приносит больше удач, чем утренняя. И тут все сорвалось. Досадно. Для него вдвойне. Собирался убедить меня, что проигранное им пять лет назад состязание в стрельбе по летящим уткам — случайный эпизод.

Было это на Азовских плавнях, в районе Сладкого лимана, накануне массового перелета водоплавающей дичи. Утки, казарки, гуси после осенней жировки на наших полях улетают на юг.

Нас, охотников, приехало на лиман целый автобус. Егерь сказал, что к утру ожидается прилив, а это значит — хороший присад. Провели жеребьевку, распределили лодки, принялись готовить ружья. Каждый, подходя к фонарю над столом для чистки ружья, заглядывал в протертые стволы так, чтобы все видели, какая у него отличная гравировка на замках, какие отличные стволы с чёками, получёками — держись, утки, с поднебесья достану!

— Хвастуны, завтра посмотрим, кто с каким пером вернется, — проворчал мой сосед, не снимая чехла со своей «ижевки». Он был уверен, что завтра ему будут завидовать все обладатели «зауэров», «браунингов», «голонголонндов» и штучных «тулок».

Его умению сшибать уток навскидку завидовал и я. Но ни он, ни я не ожидали, что нас обставят. И кто?

Это девушка, ее звали Юлей, вышла из домика егеря и приблизилась к костру перед лодочным причалом в самый разгар разбора лодок и весел. Она шла не спеша. Спортивная куртка защитного цвета, на голове зеленый беретик, рост ниже среднего, на боку студенческая сумка, приспособленная под патроны, в руках ружье — какая-то курковка с короткими стволами.

— Не хватало еще охотника в юбке, — проворчал мой сосед. По его мнению, и охотники должны придерживаться правила, какое соблюдают капитаны кораблей при формировании экипажей к большому походу.

— Не ворчи, — сказал я, — ружьишко у нее похоже на палку с курками. Развлекается…

Лодки и весла быстро разобрали по номерам. Ей досталась плоскодонка без номера, вместо пары весел деревянная лопатка.

— Внимание! — подал сигнал егерь, когда все уселись в лодки. — Со второго по девятый номер двигаться за Юлей в правый рукав. Остальные — за мной в левый.

— Дайте ей весло, иначе до обеда будем шлепать, — не вытерпел мой сосед, которому достался пятый номер.

— Ничего, — ответил егерь. — Если будете отставать от нее, дайте сигнал. Притормозит. Так, Юля, или не так?

— Как всегда, — ответила она голосом школьницы.

Нас немного покоробило. Это мы-то отставать? От нее? На самом деле угнаться за ней было не так-то легко. Ее плоскодонка скользила по воде, между камышей, по ряске без задержки, а мы хлюпали размашистыми веслами, заклинивая друг другу путь почти на каждом повороте. Назад, вперед, снова назад. С рассветом стало легче.

Юля расставила нас по номерам вдоль залива. Мне достался девятый номер. Оставляя меня на номере, она сказала: