Игорь Дмитриев - Упрямый Галилей

Сообщение в « Avvisi » встревожило Галилея, который время от времени занимался составлением гороскопов 713и не далее как 26 мая 1630 года был на обеде в доме Р. Висконти, где присутствовал и Моранди 714. Более того, в 2800-страничном деле Моранди фигурировали несколько писем аббата тосканскому ученому, из которых следовало, сколь высоко первый оценивал труды и мнения Галилео. Так, 6 июля 1613 года Моранди послал Галилею полученное из Парижа письмо Франческо Сицци, в котором тот высказывал сожаление о том, что в свое время выступил с критикой галилеевских астрономических открытий. Из письма Стеллути Моранди (начало марта 1626 года) следовало, что последний столкнулся с трудностями в пересылке Галилею экземпляра трактата Кеплера « Tychonis Hyperaspistes » 715(книга была нужна тосканцу позарез, потому как ему не терпелось узнать, что же Кеплер написал о нем, Галилее, в приложении к своему труду) 716.

Поэтому в конце мая или в начале июня 1630 года, встретившись с Микеланджело Буонароти Младшим 717, Галилей попросил того заверить кардинала Франческо Барберини в своей полной непричастности к описанным событиям. 3 июня 1630 года Буонаротти сообщил Галилею, что как только он завел с Франческо Барберини разговор на эту тему, тот его прервал и заявил, что не верит ни одному слову, напечатанному в « Avvisi », и добавил: у Галилея «нет лучших друзей, чем папа и он [Ф. Барберини]» 718. Урбан и его племянник трезво оценивали ситуацию, и при всей своей мнительности папа понимал, что к этой астрологической истории Галилей отношения не имеет. Однако нельзя забывать, что в то время астрономия и астрология воспринимались, по выражению Томмазо Гарцони, «как сестры, заключенные в тесных объятиях» 719, и на Галилея многие, в том числе и в римской курии, смотрели не как на ученого или натурфилософа, а скорее как на звездочета (или, как выразился Дулей, как на Renaissance magician 720). Поэтому многие не без оснований опасались, что папская булла 1631 года нанесет серьезный ущерб развитию астрономии в Италии, а возможно, и в христианском мире в целом. Так, Альберто дель Вивайо, флорентийский музыкант и астролог, писал Моранди о том, что антиастрологическая булла Урбана VIII поставит всех, кто занимается наблюдением небесных тел, в тяжелое положение и приведет к ослаблению интереса людей к небесным явлениям. «Я полагаю, – писал флорентиец, – что мало кого волнуют Марс или Юпитер сами по себе, пока знание об их движениях не становятся частью предсказаний» 721. Однако оценка ситуации Дулеем, по мнению которого «дело Моранди с неизбежностью вело к процессу над Галилеем» 722, представляется мне несколько преувеличенной.

Теперь о главной цели поездки Галилея в Рим – получении цензурного разрешения для издания «Dialogo». Рукопись книги была передана Галилеем лично Риккарди, который, в свою очередь, отдал ее своему помощнику доминиканцу Р. Висконти, питавшему, как уже было сказано, интерес не только к астрономии, но и (главным образом) к оккультизму.

Галилей отправляет во Флоренцию самые оптимистические послания. О его настрое свидетельствует, в частности, письмо камергера великого герцога Тосканы графа Орсо (Артуро) д’Эльчи. «Меня обрадовало, – писал д’Эльчи Галилею 3 июня 1630 года, – что, как вы выяснили, помощник ( il compagno ) управляющего Апостольским дворцом [Висконти] считает ваше учение (то есть теорию морских приливов и отливов. – И.Д .) истинным и что он даже надеется убедить папу в том, что нет причин быть неудовлетворенным вашим доказательством ( per rimuoverlo dala noia сhe dà a S. B. nela dimostrazione ) того, что приливы обусловлены движением Земли» 723. Иными словами, Галилей надеялся, что сила его доводов в пользу движения Земли окажется столь велика, что Урбану VIII придется признать правильность учения Коперника. Тосканскому же двору Галилей сообщал (и, возможно, сам тому верил), что кое-каких успехов он уже добился.

Но результата цензуры пришлось ждать почти полтора месяца. Наконец, в воскресенье 16 июня 1630 года Галилей получает следующее известие от Висконти:

Отец управляющий [Риккарди] целует Ваши руки и говорит, что книга ему понравилась и что завтра утром он поговорит с папой о фронтисписе (возможно, речь шла не только о гравюре на левой стороне разворота титульного листа, на которой были изображены Аристотель, Птолемей и Коперник, но и о предисловии. – И.Д .). Что касается остального, то после исправления некоторых мелочей, подобных тем, что мы уже исправили вместе, он передаст вам книгу 724.

В этой записке обращает на себя внимание фраза: «после исправления некоторых мелочей, подобных тем, что мы уже исправили вместе». Галилей явно понравился Висконти. Последний попал под обаяние личности и изобретательной риторики тосканца 725. Они совместно изменили несколько фрагментов «Dialogo», после чего рукопись была передана Риккарди. Тот остался доволен внесенными исправлениями, хотя со своей стороны добавил еще кое-какую правку. Теперь оставалось обсудить с Урбаном VIII фронтиспис. Казалось бы, все складывалось как нельзя лучше, и когда Галилей 26 июня 1630 года покидал Рим, он был исполнен самых радужных надежд.

Позднее, описывая Андреа Чьоли, госсекретарю (первому министру) Великого герцогства тосканского, свою поездку в Рим (письмо от 7 марта 1631 года), Галилей упомянул, что рукопись «Dialogo» после внесения в нее соответствующих исправлений была ему возвращена, подписанная Риккарди и разрешенная им к печати (« mi rese il libro sottoscritto e licenziato di suo (то есть Риккарди. – И.Д .) pugno ») 726. Отец Мостро, отчасти доверившись мнению Висконти, отчасти испытывая известное давление со стороны Филиппо Никколини и Карло де,Медичи, которое, напоминаю, «организовал» сам Галилей, решился – правда, не без колебаний – дать сочинению тосканского ученого свой Imprimatur . Некоторые историки полагают, что Риккарди в июне 1630 года дал только предварительный Imprimatur , чтобы Галилей мог начать переговоры с печатниками, а потом, испугавшись, как бы чего не вышло, стал тянуть с окончательным разрешением 727. Но сам Галилей в указанном выше письме Чьоли излагает дело несколько иначе:

…после двух месяцев, проведенных в Риме, я вернулся во Флоренцию, надеясь, составив указатель, посвящение и еще кое-что, тотчас же отослать книгу достославному и высокопревосходительному синьору князю Чези, главе Accademia dei Lincei , который взял на себя заботу о печатании этой книги, как он это делал со всеми принадлежавшими мне и другим академикам произведениями» 728.

Таким образом, по версии Галилея получается, что он получил «полноценный» Imprimatur и все его дальнейшие заботы касались только составления указателя, посвящения, мелкой правки и отправки рукописи князю Чези, но никак не Риккарди. И только когда целый ряд обстоятельств, о которых пойдет речь далее, сорвали эти планы и Галилей решил печатать книгу во Флоренции, а не в Риме, Риккарди поднял вопрос о повторной цензуре всей рукописи.