Андрей Елпатьевский - Голубая Дивизия, военнопленные и интернированные испанцы в СССР

Хуан Негро Кастро (ум. в 1983 г.), военнопленный, вернувшийся на « Семирамисе », тоже записал свои впечатления о плене [91]; в них, в частности, описывается перевоз в феврале 1943 г. через Ладожское озеро (С. 450 – 451).

И, наконец, последняя аннотация П. Санса посвящена книге Хасинто Покета Гвардиолы [92], значительно отличающейся от предыдущих описаний лагерной жизни. Автор ее попал в плен 10 февраля 1943 г. у Красного бора. Был признан умершим и об этом было сообщено семье, как это случилось и с другим дивизионером, Хуаном Негро Касадо. Вернулся в Испанию на « Семирамисе ». Цитата из его книги рисует жизнь в лагере Красково в районе Тулы:

«Фактически, здесь был не концентрационный лагерь, а (С. 459) большая конюшня, за несколько дней до нашего прибытия приспособленная под барак для военнопленных, с установленными проволочными заграждениями и сторожевыми будками.

Гарнизон был сформирован из отряда солдат под командованием старшины Толстикова. Нас, пленных, было примерно сто сорок человек, затем добавилось сорок «бессарабцев» (румын, которые после падения режима Антонеску стали русскими гражданами). Эта экспедиция в Красково объяснялась нехваткой рабочих рук для уборки урожая. Председатель колхоза просил помощи.

Я заметил, что вначале из-за советской пропаганды сельское население приняло нас очень холодно – мы были первые военнопленные, которых они видели, и смотрели на нас с опасением, считая нас преступниками и убийцами. Также и солдаты первоначально очень строго следовали правилам охраны. Но через несколько дней, поскольку мы работали вместе с крестьянами и крестьянками, выкапывая картофель, свеклу, морковь, скашивая пшеницу, овес, ячмень и собирая подсолнух, горох и т. д., они очень скоро увидели, что мы «люди», люди побежденные и еще способные любить и помогать. Униженно, с большим стыдом, в первые дни нашего пребывания мы ели тайком картошку, свеклу или морковь, выкапывая их, сырыми.

Этот простой народ через несколько дней пребывания с нами, разговаривая и понимая нас, полностью изменил свою позицию, и очень скоро возникла тесная дружба вплоть до того, что нас начали называть по имени: «Товарищ Покет, иди сюда». Также и гарнизон, солдаты и сам старшина [Толстиков] изменили строгость «открытого штыка» на ружье «дулом вниз».

Помню, что меня выбрали бригадиром испанско-бессарабской бригады и сам Толстиков меня позвал и сказал: «Товарищ Покет, предупреждаю, что я взял на себя большую ответственность, ты меня не подведешь?».

Так незаметно прошло время, мы были довольны. Работали и ели, дружелюбно общались как с русскими, со стариками, так и с солдатами. Мы заводили дружбу, почти не отдавая себе в этом отчета! И однажды случилось так, что кухня лагеря в Красково перестала функционировать, поскольку большинство из нас уже питалось в домах русских крестьян.

Я близко познакомился с семьей сельского плотника, был принят им, его женой и дочерью Соней (С. 460).

Я близко узнал также Толстикова и его жену. Толстиков был русским фронтовиком, то есть сражался с нами, – и был отцом большой семьи с пятью детьми. Его военное жалованье было небольшим, и я понимал его положение, поскольку иногда приходила его жена, и рискуя своей военной карьерой, он вынужден был красть продукты для семьи… Не желая оскорбить его, я в дипломатичной форме сказал, чтобы его жена приходила в мою бригаду: я ей приготовил мешок с картофелем, пшеницей, горохом и др. Он понял меня! И так потом мне говорил: «Покет, завтра придет моя жена» Мой ответ был ясен: приготовить хороший мешок. Его ответом на следующий день было объятие и хороший стакан водки: «Прошу, товарищ Покет».

16 августа 1945 г. в Красково было большое событие: официально объявили, что война полностью закончилась 14-го числа, – после подписания Японией «безоговорочной капитуляции». Еще в Череповце, за несколько дней до выезда в эту маленькую деревню, майор Тимошенко собрал нас, всех военнопленных лагеря, чтобы сообщить, что 9 мая разгромлена немецкая армия и капитулировал Берлин, последний бастион сопротивления наци. А теперь война закончилась окончательно!» (С. 461).

Эстебан-Инфантес в своей книге кратко очерчивает путь испанских военнопленных по советским лагерям, что в общих чертах соответствует и описанию М. Пуэнте по воспоминаниям прапорщика Оканьяса (о них ниже). Первым местом их концентрации был Череповец, откуда они были распределены по разным местам, в том числе в лагерь № 27 в окрестностях Москвы (С. 279). Группа офицеров и солдат до июля 1946 г. находилась в лагере № 6 в Суздале, где произошли первые инциденты из-за отказа испанцев выходить на работы.

В регионе Тулы – в старом монастыре Оранском [93]и в Потьме много испанцев было в конце 1946 и весь 1947 год. «В Оранском встретились, – пишет генерал, – в неожиданной ситуации несколько красных испанцев, сначала бежавших во Францию, а затем интернированных в Россию через Берлин, куда они спешили, чтобы быть принятыми в объятия победителей. Они странствовали несколько месяцев из лагеря в лагерь, грязные, со своими измученными женами и голодными детьми. Наши военнопленные их утешали и помогали чем могли как добрые христиане» (С. 280). Как мы знаем, это действительно соответствовало истине. Он сообщает, что в начале 1946 г. капитан Паласиос был переведен в Харьков, а лейтенант Молеро умер от истощения (С. 281). В 1949 г. большинство испанцев было сконцентрировано в Боровичах в лагере № 3 (С. 283).

Очень подробная картина советских лагерей для военнопленных и заключенных представлена в книге Моисеса Пуэнте, написанной в форме воспоминаний бывшего в плену участника Голубой Дивизии, а затем эсэсовца прапорщика Оканьяса. Он приводит названия лагерей, указывает их местоположение, иногда и номера. Он косвенно подтверждает наличие антифашистов среди испанских военнопленных: «Наша жизнь на Чайке была терпима, если бы не допросы со стороны испанских коммунистов и сержанта Пульгара, которые были невыносимы» (С. 108).

Он утверждает, что в 1948 г. для предполагаемой репатриации две группы испанских военнопленных были переведены в Одессу, еще одна группа – в Караганду, а четвертая оставалась в Бобровском лагере (С. 118). «Распределение испанцев в лагерях Одессы было примерно таким: первая и вторая экспедиции были в лагере № 3, остальные в лагерях №№ 4, 5, 1. (Речь идет о лагерных отделениях Одесского лагеря № 159 – А. Е) Мы встретили испанцев, которые были возвращены из Караганды, так же, как группа интернированных молодых испанцев, которые во время нашей войны были посланы в СССР, чтобы пройти курс пилотажа в академии в Харькове, и моряки торгового судна «San Agustin». Наше удивление было огромным, мы не могли поверить, что эти испанцы могли быть отправлены, как и мы, в концентрационные лагеря» (С. 120).