Александр Бобров - От Волыни до Подыни – легендарный Брусиловский

Таким образом, соотношение потерь русских войск к потерям противника составило 2:1. Правда, русские войска захватили большое количество пленных и трофеев – 417 тыс. пленных, 1 745 пулеметов, 448 минометов и бомбометов, 581 орудие и другое военное имущество. Но людские потери были гораздо тяжелее – в 5 раз выше, чем у противника. Если учесть, что из миллиона раненых в мае-октябре 1916 г. в строй вернулось только 204 тыс. человек, то следует отметить, что русская армия была совершенно обескровлена».

Ну и развенчивающие выводы делаются соответственные: «Результаты кампании безусловно повлияли на обострение политического кризиса осенью 1916 г. Но были ли эти результаты итогом чьей-либо злой воли? Уже в то время во всем обвиняли Ставку, оказавшуюся неспособной координировать действия главнокомандующих на фронтах. Руководство армиями Юго-Западного фронта со стороны А.А. Брусилова тоже было не на высоте: он не владел обстановкой (это сказалось и летом 1917 г., когда он стал Верховным главнокомандующим), не мог объединить действия своих армий, не желал видеть просчетов в подготовке операции, был пристрастен к подчиненным, самоуверен в действиях. Но все эти факторы, наряду с реальными возможностями войск, боровшихся с врагом в условиях его технического превосходства, кажутся подчиненными в сравнении с основной чертой действий и М.В. Алексеева, и А.А. Брусилова. Операция не имела четко поставленной цели. Наступление развивалось ради самого наступления, в котором априори предполагалось, что противник понесет большие потери и задействует больше войск, нежели русская сторона. На той же основе были запланированы операции германцев у Вердена и у союзников на Сомме. Они также стали яркими примерами стратегии истощения, на деле обернувшейся самоистощением. Но если кровь германских, французских и английских солдат была возмещена хотя бы снятием с постов творцов этой стратегии – Э. фон Фалькенхайна, Ж. Жоффра, Р.Ж. Нивеля, – то А.А. Брусилов резко «пошел в гору». И лишь после провала июньского наступления 1917 г., которое велось по тем же канонам, что и в 1916 г., после разгрома под Тарнополем он был отправлен в фактическую отставку».

Все выводы делаются как в игре в солдатики: существуют лишь те воска и движения, что на полу, в стройных и опрокинутых рядах. А что творилось в тылах, кто вставал в строй, ради каких целей велась война и кто грел на ней руки? Разве прапорщики Гумилёв и автор писем из Коврова, фельдфебели Чапаев и Василевский не доказали, что солдаты бились мужественно и умело, что они разделяли наступательный пыл Брусилова? А вот автор развенчивающего труда убеждён, что наступление Брусилова привело к развалу русской армии ввиду: 1. плохого руководства операцией, 2. неудачного использования резервов. Битва превратилась в борьбу на истощение наподобие верденской и вызвала огромные потери (1,5 млн. против 0,8 млн. у австро-германцев), причем соизмеримых с затраченными усилиями стратегических результатов достигнуть так и не удалось. Итогом были деморализация армии и неспособность Российской империи как следует подготовиться к кампании 1917 г. (об этом читал также у Головина в книге «Россия в Первой мировой вой-не»). То есть начальный этап операции прошел успешно и по плану (Луцкий прорыв), а продолжение превратилось в очень неудачную и дорогостоящую импровизацию, которой лучше бы не было».

Тут вдруг Нелипович сбросил цифру потерь на целых 150 000 человек – губернский город. Вот какие мы широкие! Сидишь над подобными страницами и думаешь: может быть, прав Василий Ключевский: «Наша государственная машина приспособлена к обороне, а не к нападению. Она дает нам столько же устойчивости, сколько отнимает подвижности. Когда мы пассивно отбиваемся, мы сильнее себя, ибо к нашим оборонительным силам присоединяется еще наше неумение скоро понять свое бессилие, т. е. наша храбрость увеличивается тем, что, испугавшись, мы не скоро собираемся бежать».

Нелиповичу вторит С.Н. Базанов, который припечатывает генерала Каледина, которого оправдывает Нелипович: «Немецкие подкрепления под Ковель поступили на 4-е сутки, а русские через месяц. Потому немцы и держались за Ковель зубами. Дальше сеть ж/дорог очень разреженная и рвется этим полесьем, в рез-те рокадных дорог в тылу было очень мало и чтобы перебросить корпус с ЗФ на ЮЗФ надо было двигаться чуть не через Москву. За то, что Ковель остался за немцами, огромное спасибо генералу Каледину – он не смог прорвать фронт на ковельском направлении, и направить в тылы противника кавалерийскую группу ген. Гилленшмидта (2 кавкорпуса + 1 пех. корпус), в случае успеха появлялся шанс вывести операцию из оперативного на стратегический уровень. Брусилов приказал провести операцию против Ковеля, однако Каледин провёл чисто формально-демонстративные действия, дабы показать, что позиции противника прорвать невозможно, и после этого кавалерия так и осталась без дела.

Отсутствие конницы на направлении главного удара (Луцк) можно занести в пассив Брусилову, но вполне объяснимо его желание прикрыть фланги наступающих войск, правда, осуществлялось прикрытие ударом на Ковель. Вина Главко-Юза была и том, что он не смог обеспечить войска надлежащими средствами для прорыва обороны на ковельском направлении, и не проконтролировал исполнение своего приказания. Однако будущий «ерой» Гражданской войны, военный гений Каледин не сделал даже того, что можно было сделать в тех обстоятельствах – атаки кавалеристов и пехотинцев проводились разрозненно, что несмотря на то, что им в обороне противостояли спешенные австро-венгерские кавалеристы да их холуи из «Польского легиона» Пилсудского, естественно закончились неудачно. После чего Каледин успешно подтвердив свою некомпетентность в вопросах стратегии, успешно продолжил наступление на Луцк. Правда, потом ему во фланг начали наносить удары немецкие части, прибывавшие в Ковель».

Андрей Голиков – доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой источниковедения отечественной истории исторического факультета Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова придерживается цифр, приведённых самим Брусиловым. В своей статье, которая выполнена в рамках коллективной работы «Россия: международное положение и военный потенциал. Вторая половина XIX – начало XX в.», подготовленной к печати в Институте российской истории РАН, он пишет: «На рассвете 22 мая (4 июня) 1916 г. мощная артиллерийская канонада возвестила начало наступления войск Юго-Западного фронта русской армии. Произошел, по словам германского генерала М. Гофмана, «совершенно недопустимый скандал», стоивший Центральным державам потери Галиции и Буковины: 1,5 млн. человек убитыми, ранеными и пленными (повторение данных Брусилова! – А.Б.); 581 орудия и 1795 пулеметов. Чтобы ликвидировать прорыв, с Западного и Итальянского фронтов были сняты 30,5 пехотных и 3,5 кавалерийских дивизий.