Роман Подольный - Человечество открывает себя

Во время Великой французской революции классовые, а не сословные только интересы проявились с достаточной силой, чтобы в самом начале XIX века великий утопист Сен-Симон смог объяснить события Французской революции, развитие ее и исход именно борьбой богатых и бедных, имущих и неимущих. Сен-Симон видит ее роль для политической истории развития производства. Для него в истории Франции самое важное не походы Карла Великого, не религиозные или какие угодно другие войны, но «промышленные успехи» (надо только заметить, что для Сен-Симона земледелец и животновод тоже промышленники, как и ремесленники, и рабочие, и фабриканты).

Огюстен Тьерри, долго сотрудничавший с Сен-Симоном, решил написать по его заветам вместо «биографии власти», которой, по определению Сен-Симона, была до сих пор вся история, историю как «биографию народа». Борьба феодалов и народа, который для него практически отождествляется с буржуазией, — вот, по Тьерри, основа всей истории его страны. Он пользуется понятием классовой борьбы, изучает роль в истории широких масс — и возмущается: «Удивительна упорная склонность историков не признавать за массой никакой самодеятельности, никакого творчества. Если какой-нибудь народ выселяется, ища себе новое местожительство, то наши историографы и поэты объясняют это тем, что какой-нибудь герой решил основать новую империю с целью прославить свое имя; если возникает какое-нибудь новое государство, то это объясняется инициативою того или иного государя. Народ, граждане представляют собой лишь материю, одухотворяемую мыслью отдельных лиц». На самом же деле, объясняет ученый, надо за всяким историческим событием искать классовый интерес!

Классовый подход к истории не был открытием одного Тьерри, и не только наука участвовала в открытии роли классов в жизни общества. Поразительно, с какой силой Бальзак выразил в своих произведениях именно классовое в человеческих интересах и психологии. А роман Стендаля «Красное и черное» по степени осознания классовых позиций героев далеко опережает исторические сочинения Тьерри. Вспомните, как четко ощущает Жюльен Сорель не только противостояние буржуазии, в том числе и мелкой, остаткам класса феодалов, высшей земельной аристократии (это противостояние видел и Тьерри), но и гораздо более важное противостояние неимущего, получившего возможность «свободно продавать свой труд», — господствующему классу, представители разных групп которого, при всех взаимных трениях, объединяются против ненавистного им человека из низов.

Открытиям писателей в истории слишком часто не придается должного значения, как будто важнейшие наблюдения и выводы из них должны непременно быть заключены в написанные для специалистов соответствующей области науки труды со справочным аппаратом. Маркс же и Энгельс не раз обращали внимание на исторические открытия, сделанные Бальзаком, Гейне, Диккенсом. Пусть открытия этого рода редко принимают облик точных определений, но они входят в общественный обиход, пронизывают духовную атмосферу общества и влияют не только на сознание масс, но и на работы философов и историков.

Открытие прошлого и настоящего идет по многим линиям. И если главная из них — научное открытие исторических законов, то это не значит, что другие — не важны для общества.

Литература в середине XIX века — Гоголь, Достоевский и Диккенс прежде всего — открывает «маленького человека». Если до сих пор писателей прежде всего интересовал, так сказать, потенциальный Герой с большой буквы, достигающий или не достигающий намеченных им целей в зависимости от социальных обстоятельств и тех или иных черт своего характера, то теперь в «зоне усиленного внимания» оказывается человек, цели которого мелки, возможности ничтожны, роль в обществе мизерна. И все же именно в пробуждении такого человека к нормальной, полноценной жизни — одна из самых важных задач общества; более того, неумение разрешить ее означает смертный приговор существующему строю.

Характерная составная часть русской, английской, французской литературы тридцатых, сороковых, пятидесятых годов прошлого века — так называемые «физиологические очерки». К науке физиологии они отношения не имеют — термин передает интерес писателей к глубинным слоям жизни. Это нередко настоящие социологические исследования, с привлечением статистики, промышленной, уголовной и иной, с размышлениями на темы экономические, политические и нравственные. Лучшие такие очерки — подступы писателей к той стороне жизни, которой литература прежде не занималась. С их страниц встает перед читателем, большей частью принадлежавшим тогда к буржуазии, страшная картина жизни рабочего класса, крестьянства, мелких служащих.

Все это неизбежно ведет к воспитанию чувства морального протеста против капиталистического строя. А такое чувство приводит лучших представителей буржуазной интеллигенции к социалистическим идеям. Между тем именно выходцы из буржуазии, как подчеркивал Владимир Ильич Ленин, только и способны были в XIX веке дать пролетариату революционную философию; сам рабочий класс, угнетенный, задавленный, фактически лишенный образования, выполнить эту работу был не способен.

С другой стороны, труды этнографов, археологов, антропологов развернули перед XIX–XX веками подлинную историю далекого прошлого человечества. На место шести-семи с небольшим тысячелетий, прошедших от библейского «сотворения мира», пришли сначала десятки, а потом и сотни тысяч лет. Оказалось, что человек стал художником по крайней мере тридцать тысяч лет назад (а в последнее время, похоже, этот срок еще удлиняется), а тружеником и мыслителем — уже и сотни тысяч лет.

Открытие роли народных масс в настоящем сопровождалось осознанием их значения в прошлом. Мы узнали, что жизнь рядового человека прошедших столетий была не только трудной, но и насыщенной событиями, мыслями, чувствами.

Вот что пишет академик Д. С. Лихачев в книге «Художественное наследие Древней Руси и современность»: «Чувство значительности происходящего, значительности всего временного не покидало древнерусского человека ни в жизни, ни в искусстве, ни в литературе. Человек, живя в мире, помнил о мире в целом как об огромном единстве, ощущал свое место в этом мире. Его дом располагался красным углом на восток. По смерти его клали в могилу головой на запад, чтобы лицом он встречал солнце. Его церкви были обращены алтарем навстречу возникающему дню. Восток символизировал собой будущее, запад — прошлое».

Странное на наш сегодняшний взгляд уподобление уже древними человека целой Вселенной наглядно свидетельствует о месте, которое занимал человек правда, по собственному мнению — в системе мира. Самовосхваление? Да, можно сказать и так. Но ведь хвалы-то по заслугам. Человек не повторяет собой Вселенную, но зато он повторяет, моделирует ее в своей голове, строит ее картину заново, в каждой стране в каждом поколении по-своему, в меру накопленных культурой знаний, с образной силой чувств, которыми эта культура наделяет каждого достойного своего представителя.