Илья Ветров - Перевал Бечо

Немцы рассчитывали зайти в тыл нашим войскам, отходившим тогда по Баксанскому ущелью, захватить перевалы в центральной части Главного Кавказского хребта, отрезать путь к морю. Угроза окружения нависла и над гражданским населением, которое в это время альпинисты поднимали к перевалу Бечо.

Однако фашистским планам не суждено было сбыться. Подвижной отряд 214-го кавалерийского полка и два взвода конвойного батальона НКВД подошли к Терсколу и, замаскировавшись в ближайших скалах, перехватили разведку противника, а затем в коротком и кровопролитном бою полностью уничтожили немецких егерей…

— Не пойдем, слышите, не пойдем, — долго еще звучали эти слова в ушах тех, кто находился на Куриной грудке.

…Моренец и Сидоренко переглянулись. Оба подошли к женщине в пуховом платке. Подобрав ноги, она сидела на льду и плакала. Как утешить женщину? У нее недавно на фронте погиб муж, а в Тырныаузе умерла дочь. И этот единственный ее ребенок тоже может погибнуть. Моренец осторожно поднял плачущую женщину, взял у нее ребенка, обернул в плащ-палатку и привязал к себе. А Сидоренко достал из рюкзака вспомогательную веревку репшнур, ловко смастерил «проводничок», пристегнул его одним концом к поясу женщины, другим — к своей обвязке.

— Идемте! — сказал он как можно спокойней. — Только прошу, не оглядывайтесь! Не смотрите вниз!

Колонна снова двинулась дальше. Люди молча шли за альпинистами туда, где совсем недавно сорвались в пропасть животные.

Сидоренко шел медленно, осторожно, поддерживая за локоть перепуганную женщину. Она тяжело дышала, губы ее посинели, на глазах слезы. Временами она забывалась и что-то бормотала. Саша прислушался и едва разобрал: «Господи, спаси, милостивый…»

— Неужели вы еще на бога надеетесь? — удивленно переспросил Сидоренко.

— Надеюсь, — конфузливо и растерянно ответила женщина, а потом, видимо спохватившись, поправилась: — Больше на вас, чем на бога.

— На нас надейтесь, но и сами не плошайте…

Куриная грудка запомнилась людям на всю жизнь. От одного ее вида кружилась голова и дрожали колени. Как бы люди ни уверовали в своих провожатых, а страх не оставлял их ни на минуту. В голове одна и та же мысль: только бы не свалиться, только бы дети остались живы…

Горы есть горы, со своими причудами, постоянными и всегда неожиданными переменами. Полтора часа тому назад ледяные стены отсвечивали всеми цветами радуги, искрились, блестели, переливались, а сейчас вдруг все краски потускнели. Потянуло холодом. По небу, словно стадо барашков, поплыли облака, и с крутых склонов понеслись навстречу тучи колючего снега.

— Не задерживаться! Не оглядываться! Вверх! Вверх!..

Но женщины, старики, дети без особых команд шли, ползли, тянулись к вершине ледника…

— Бабушка, сердце? — кричит кто-то из инструкторов.

— Сердце? Сердце — ничего.

— Холодно? Очень?..

Старушка не отвечает: холодно очень, но сказать стесняется. Уже более трех километров над уровнем моря. Высота дает о себе знать. Тошнит, побаливает голова, у некоторых детей идет носом кровь.

На ледовом склоне, как и раньше, предупредительно звучат голоса альпинистов:

— Держитесь, товарищи!

— А мы и так держимся, — сипло вздохнул старый шахтер. Он очень бледен. Он едва тянет ноги. Чтобы согреться, шевелит пальцами, но теплее не становится. Не идти нельзя — совсем окоченеешь. И старик идет, и ногу ставит только на ледовую ступеньку, иначе…

И опять слышится команда:

— Не смотреть вниз! Идти след в след! Не останавливаться!

Переправив через ледовый выступ одних, альпинисты возвращались за другими. На Куриной грудке, как и на переправе через горную реку, руки должны быть свободными, чтобы держаться за веревочные перила, опираться на палку или ледоруб. Все понимали, что на ледовом выступе круто, опасно. Два дня тому назад, поднимаясь по ущелью реки Юсеньги, матери неохотно отдавали своих детей. Перед Куриной грудкой уже не было таких разговоров. Матери отдавали детей альпинистам, а те переносили их по очереди на руках — одного, другого, третьего…

Самых маленьких детишек несли в рюкзаках, иногда по двое. Привязывали сверху чем-то вроде сетки из марлевой ткани, чтобы ребенок не выпал. В дело пошли простыни, полотенца. В опасных местах ими привязывали детей к себе…

Приходилось альпинистам иногда перетаскивать на себе и взрослых. Машинистка из Тырныауза, тяжело больная женщина, совсем задыхалась.

— Так вы хотите тащить меня?

— Я, положим, не хочу, но приходится.

— Ну что же, у меня другого выхода нет…

Через всю Куриную грудку несли ее на себе Александр Сидоренко и Николай Моренец.

И остальные альпинисты, привязывая к себе веревками, тащили вверх тех, кому было особенно трудно: стариков, ослабевших женщин. Всем было тяжко. Раны, полученные Моренцом в боях под Москвой, напоминали о себе при каждом шаге. Сидоренко ни на минуту не забывал о своих ступнях с ампутированными пальцами. А людей еще надо успокоить, ободрить…

Поравнявшись с Кухтиным, сухонький рудничный конторщик не преминул спросить:

— Товарищ инструктор, долго ли до перевала?

— Пройдем Куриную грудку, а там недалеко.

— Думаете, дойдем?

— Ну конечно, дедушка!

Уверенность и самообладание альпинистов успокаивающе действовали на изнуренных людей. И они шли сквозь непогоду, все выше и выше — к угрюмому перевалу, казавшемуся им недоступным, шли с верой в счастливый исход.

За Куриной грудкой путь к перевалу вел на юго-запад. Склоны становились более пологими и безопасными. Если трещины и попадались, то совсем неглубокие, сплошь заваленные камнями.

— Там дальше пусто, — пояснял впереди идущий инструктор, попадая на такую трещину. — Мы идем по каменному «мосту».

Под ногами что-то гудело. Видимо, как и говорил инструктор, там пустота. Люди идут, держась за натянутые веревочные перила. Идут не спеша, затаив дыхание: три, пять шагов… семь, и снова чистый лед. Попадались трещины и с прочными снежными «мостами». Тогда передний альпинист зондирует снежный наст штычком ледоруба. Следом двигаются остальные. Если же такой «мост» ненадежный, альпинист, идущий впереди колонны передает по рядам:

— Идти только по одному, со страховкой через ледоруб!

Те, кто полегче, пробираются по снежному «мосту» на четвереньках, кто тяжелее — переползают по-пластунски.

Уже далеко за полдень. В туманной дымке проглядывает клочок Баксанского ущелья. Там было все по-летнему: и горячее солнце, и густая зелень, и пение птиц. В зарослях бодрствовали полосатые барсуки. Шустрые белки только начали припасать орехи и сушить на ветках грибы к зиме. А по дороге на перевал — поздняя осень, даже зима. Те короткие минуты отдыха, которые выпадали, не приносили желанного облегчения. Порывы шквального ветра, словно ошалелые, гнали из-за хребта низкие серые тучи. В воздухе кружились хлопья мокрого снега. Забивало дыхание, обжигало лицо, пронизывало до костей. Особенно мерзли дети и пожилые люди. От усталости предательски смыкались веки.