Сборник - Убийство императора Александра II. Подлинное судебное дело

При производстве о Кибальчиче установленного дознания он оказался одним из соучастников совершенного 1 марта 1881 года злодеяния, жертвой коего пал его императорское величество государь император Александр Николаевич.

В разъяснение и подтверждение падающих на Кибальчича обвинений дознанием собраны нижеследующие данные:

По предъявлении Кибальчича обвиняемому Николаю Иванову Рысакову, он признал в нем того самого «техника», о котором он говорил в своих показаниях, изложенных в главном обвинительном акте по настоящему делу, как о том лице, которое в конспиративной квартире по Тележной улице, в доме № 5, давало технические наставления об устройстве и действии метательных снарядов. По объяснению Рысакова, тот же Кибальчич, называвшийся «техником», 28 февраля находился с ним, «Михаилом Ивановичем» и Тимофеем Михайловым на испытании пробного снаряда, а 1 марта, после прибытия Перовской в конспиративную квартиру с двумя снарядами, доставил туда, как кажется ему, Рысакову, еще два таковых же. Говоря о способах совершения посягательства на жизнь государя императора, Кибальчич, по-видимому, возлагал надежды на мину в Малой Садовой, так как, по словам Рысакова, он считал «больше иллюзией» мысль о том, что придется действовать метательными снарядами.

Обвиняемый Николай Иванов Кибальчич, сознаваясь в приписываемом ему участии в злодеянии 1 марта 1881 года, показал, что, поступив в 1871 году в число студентов Института инженеров путей сообщения и пробыв в нем до 1873 года, он затем перешел в Медико-хирургическую академию, во время пребывания в которой и составил себе социалистические убеждения. Они развились и окрепли во время предварительного заключения его под стражу, которому он подвергся в 1875 году за хранение у себя и распространение преступных сочинений. Будучи освобожден в июне 1878 года после следствия и отбытия наказания, он осенью того же года, вследствие арестов, вызванных умерщвлением генерал-адъютанта Мезенцева, перешел на нелегальное положение, но до весны 1879 года, не имея ни связей среди «партии», ни революционного прошлого, не принимал участия в активной ее деятельности. Весной 1879 года он предложил через казненного ныне государственного преступника Квятковского свои услуги революционной организации, сознавая, что ввиду обострившейся борьбы партии с правительством всякий, разделяющий ее убеждения, обязан оказать ей активное содействие. С Желябовым он познакомился позднее, именно летом 1879 года.

После происходившего летом 1879 года Липецкого съезда членов социально-революционной партии, о котором упоминается в показании Гольденберга, он постоянно участвовал в приготовлении для партии динамита, приобретя необходимые для сего технические сведения гораздо ранее, так как, не имея еще связей с партией, он предвидел, что ей придется прибегнуть в ее борьбе с правительством к таким веществам, как динамит, и, решившись изучить приготовление взрывчатых веществ, с этой целью перечитал все, что мог достать по литературе предмета. Затем, когда ему удалось у себя в комнате добыть небольшое количество нитроглицерина, он убедился в возможности приготовлять как это вещество, так и динамит домашними средствами.

В декабре 1879 года, после покушения на жизнь ныне в Бозе почившего государя императора близ города Александровска Екатеринославской губернии и приготовления к таковому же покушению близ города Одессы, обвиняемый переехал на жительство в Петербург.

Решившись во что бы то ни стало совершить удачно посягательство на жизнь государя императора, «партия» составила такой план действий, при котором оно было бы обставлено всеми возможными шансами успеха. Этим и объясняется то обстоятельство, что исполнение плана затянулось, так как, с одной стороны, было необходимо устроить место для мины и приготовить самую мину, посредством которой решено было совершить посягательство, а с другой стороны, нужно было выработать наиболее удобный тип метательных снарядов, предполагавшихся для вспомогательного действия на случай неудачи покушения посредством мины. О заложении этой последней в Малой Садовой он, Кибальчич, узнал лишь незадолго до 1 марта, причем, не участвуя ни в проведении подкопа, ни в самом устройстве мины, он давал лишь научно-технические указания относительно нужного для нее количества динамита, а также сделал запал для заряда мины. Что же касается до метательных снарядов, то он изготовлял их при участии двух помощников, но где именно – объяснить не желает. Подтверждая вообще показания Рысакова о конспиративных квартирах и пробе снаряда, Кибальчич объяснил, что хозяйкой квартиры по Троицкому переулку была Гельфман, а квартиры по Тележной улицы – Гельфман и Саблин; проба же снаряда производилась, кроме него, Кибальчича, еще двумя лицами, а именно Рысаковым и «Михаилом Ивановичем». В плане посягательства 1 марта главное место отводилось мине на Малой Садовой, и лица, вооруженные метательными снарядами, расставленные по обоим концам Малой Садовой, должны были действовать на ней только в случае неудачного взрыва мины. Всего снарядов было сделано им, Кибальчичем, четыре, причем он работал над ними всю ночь на 1 марта. Два из этих снарядов доставила на конспиративную квартиру по Тележной улице Перовская, два же других, запасные, привез сам обвиняемый утром перед событием. При выборе времени и места совершения посягательства он не имел решающего голоса. Находясь на улице во время проезда государя императора в Манеж и из Манежа, он отправился домой, не зная о том, что и без взрыва на Малой Садовой снаряды имеют быть и в действительности были употреблены в дело. О последствиях посягательства он узнал лишь вечером.

Излагая собственноручно на письме вышеприведенные свои показания, Кибальчич в одном из них объяснил, что в изготовлении снарядов ему помогали два лица-техника, которых он назвать не желает.

По обыску в квартире Кибальчича в доме № 83 по Лиговке у него, кроме разных рукописей и заметок, не имеющих прямого отношения к настоящему делу, найдена была изданная Морским ведомством брошюра под заглавием: «Правила выделки игольчатых запалов с гремучей кислой ртутью малого и большого сопротивления».

Из имеющихся в деле сведений, а отчасти и из собственных объяснений Кибальчича, видно, что он уроженец Кролевецкого уезда Черниговской губернии; первоначальное образование получил в Новгород-северской Духовной семинарии; в 1871 году поступил в Институт инженеров путей сообщения, откуда в 1873 году перешел в Императорскую медико-хирургическую академию. В 1875 году Кибальчич, проживая летом в Липовецком уезде Шевской губернии, в имении своего брата, навлек на себя обвинение в передаче рядовому Пригуле брошюры преступного содержания под заглавием: «Сказка о четырех братьях», в чем и сознался. При производстве у Кибальчича по этому делу обыска у него оказались два тюка с разными запрещенными изданиями и несколько видов на жительство. Преданный по вышеупомянутому делу суду Особого присутствия Правительствующего сената для суждения дел о государственных преступлениях, Кибальчич приговором Особого присутствия, состоявшимся 1 мая 1878 года, был присужден на основании 4 отд. ст. 251 Уложения о наказаниях к заключению в тюрьме на один месяц, каковой приговор и был приведен над ним в исполнение. По приезде Кибальчича в Петербург в конце 1878 года он проживал под именем Агатескулова в разных квартирах, из которых, кроме упомянутой уже квартиры в доме № 83 по Лиговке, были обнаружены еще следующие: 1) весной 1880 года по Забалканскому проспекту, в доме № 10, в Серапинской гостинице; 2) летом того же года, по Подольской улице, дом № 11, вместе с неизвестной женщиной, называвшейся его женой; 3) осенью 1880 года по Невскому проспекту, дом № 124, в меблированных комнатах, содержимых крестьянкой Марьею Кононовой. В последнюю квартиру свою на Лиговке Кибальчич переехал 23 января 1881 года, причем, по удостоверению квартирной хозяйки, мещанской вдовы Александры Ивановой, и дворника крестьянина Федора Козлова, он обыкновенно уходил из дома часов в 10 утра и возвращался поздно вечером.