Алексей Ракитин - Перевал Дятлова: загадка гибели свердловских туристов в феврале 1959 года и атомный шпионаж на советском Урале

Именно Комитет госбезопасности добился выделения на закрытом (а стало быть, малопосещаемом!) Ивановском кладбище двух мест для своих сотрудников. Сделано это было одновременно и по одной заявке — именно поэтому места находятся в непосредственной близости друг от друга. Если бы вопрос о двух захоронениях решался в разное время (с интервалом в несколько месяцев) и по просьбе разных лиц, то и места оказались бы поодаль друг от друга, в разных концах кладбища, либо вообще на разных кладбищах.

И все поначалу шло своим чередом. Тела с перевала доставили в Ивдель, и там, скорее всего, появился «Куратор» из КГБ, призванный опознать Золотарева (напомним, его мало кто знал из студентов, а родня Семена жила за тысячи километров, так что вопрос идентификации трупа был вовсе не так прост, как может показаться на первый взгляд). И тут фурор — «Золотарев» оказывается не Золотаревым. Рост Семена составлял всего лишь 172 см, а на столе в морге лежало тело ростом 180 см. Достаточно было приложить портновскую сантиметровую ленту, чтобы понять ошибочность опознания «Золотарева» поисковиками. Поэтому товарищ из Комитета уверенно заявил: труп не Золотарева, ищите, кому он принадлежит!

Следствие по очереди начинает приглашать родственников всех мужчин — участников похода. Заросший щетиной труп никто не может опознать. Подчеркнем, мать Дорошенко сына не опознала! Так, может быть, неизвестный все-таки Золотарев? Но товарищ из самой осведомленной организации Советского Союза твердо знает — в морге находится кто угодно, но только не Семен. И тогда проводится повторное опознание, только теперь в морг приглашается не мать Юрия Дорошенко, а женщина, с которой тот поддерживал интимные отношения. Она-то и опознало нагое тело.

Еще пара фотоснимков, сделанных летом 1958 г. Зина Колмогорова и Юрий Дорошенко в одном походе. На фотографии слева Юрий (он в очках) подает руку Зине при подъеме в гору. На фотографии справа Дорошенко стоит крайний слева. Нельзя не отметить, что его внешность заметно отличается от той, какой она была в последнем походе с Игорем Дятловым. Кстати, факт наличия очков среди вещей погибшей группы длительное время подогревал среди некоторой части «исследователей» версию о злобном «спецназе КГБ», позабывшем свои вещи на месте преступления. Как известно, «спецназ КГБ» — он такой! — всегда забывает во время своих операций то лишние ножны от «финок», то очки, то обмотки солдатских ботинок. Между прочим, факт, что Юрий Дорошенко носил очки, делал практически невозможным его зачисление в штаты Комитета госбезопасности. И, кстати, он был не единственным членом группы Игоря Дятлова, кто пользовался очками…

К этому времени уже решился вопрос с местом захоронения погибших туристов — обком милостиво отказался от мысли хоронить их в Ивделе и дал санкцию на похороны в Свердловске. Казалось бы, на Ивановском кладбище уже зарезервировано два места — давайте двоих человек туда, тех же самых Кривонищенко и Дорошенко. Раз уж они погибли рядом, у одного костра, так пусть и после смерти будут вместе. Ан нет! Дорошенко увозят на Михайловское кладбище, потому что второе место на Ивановском предназначено вовсе не для него. Оно изначально отводилось Золотареву. Уже тогда, в первой декаде марта, в КГБ не имели сомнений в его гибели, хотя тело, как мы знаем, нашли много позже.

И действительно, когда в середине мая 1959 г. мать Семена вторично появилась в Свердловске (первый раз она приезжала месяцем ранее), ей не пришлось хлопотать о похоронах сына. О месте для могилы и организации траурного мероприятия побеспокоились другие люди. Хотя — и это надо подчеркнуть особо! — никто из них не раскрывал свою связь с КГБ, как этого не делал при жизни и сам Семен. Но административный ресурс, которым располагали его неведомые друзья, был достаточен для того, чтобы снять все проблемы, связанные с выбором места захоронения и организацией траурного мероприятия.

Предложенная версия скрытого участия Комитета госбезопасности в похоронных мероприятиях, связанных с Кривонищенко и Золотаревым, прекрасно объясняет их захоронение на Ивановском кладбище и территориальную близость могил. При попытке исключить действие «скрытого административного ресурса» этот факт объяснения не находит. Без воздействия могущественного «административного ресурса» и Кривонищенко, и Золотарев — либо, как минимум, один из них! — должны были быть похоронены на Михайловском кладбище вместе с остальными участниками похода.

Возможен вопрос: почему на Ивановском кладбище не похоронили Александра Колеватова, ведь согласно версии «контролируемой поставки» он являлся третьим членом группы, который действовал в интересах КГБ. Почему Комитет продемонстрировал озабоченность посмертной судьбой двух человек, но пренебрег третьим?

Думается, в отношении Колеватова сработал признак формальной принадлежности к Комитету. Александр в январе 1959 г. даже по формальным признакам не мог быть штатным сотрудником спецслужбы, поскольку не имел высшего образования и звания офицера запаса. Разумеется, это не исключало возможности его тесного сотрудничества с госбезопасностью, выполнения в интересах КГБ неких поручений, ведения осведомительской работы в составе «студенческой линии» резидентуры, которую, как мы предположили, мог возглавлять Золотарев. Колеватов мог планировать в дальнейшем связать свою судьбу с могущественной спецслужбой — это было романтично, престижно и сулило немалые для того времени материальные блага. Однако зачисление в штат Комитета могло состояться лишь в будущем, после получения высшего образования и обретения звания офицера запаса. В случае с Золотаревым и Кривонищенко ситуация была кардинально иной — они уже имели дипломы о высшем образовании и офицерские звания. К 1959 г. Кривонищенко уже мог без особых затруднений закончить свердловскую школу КГБ с годичным курсом обучения, причем проделать это совершенно незаметно для окружающих — вопросы соответствующей маскировки были отработаны задолго до того. В этом контексте, кстати, пищу для размышлений дает секретная переписка отдела кадров «почтового ящика 404», где работал Георгий Кривонищенко, с прокуратурой, имеющаяся в материалах уголовного дела (п/я 404 — это шифр того самого комбината № 817 в Челябинске-40, где нарабатывался оружейный плутоний). В запросах отдела кадров Кривонищенко трижды назван «бывшим инженером»! Момент этот исключительно интересен. Он позволяет сделать вывод о том, что Георгий был откомандирован с комбината в некое иное учреждение, но продолжал числиться за отделом «п/я 404». Именно откомандирован, а не уволен — в случае увольнения отдел кадров комбината № 817 снимал с себя всю ответственность за его судьбу и даже формально не имел оснований слать какие-то там запросы в прокуратуру. Откомандирование — это временное направление работника в другое учреждение с сохранением за ним места в штатном расписании, связанное либо с выполнением какого-то объема работ (как говорили тогда, «аккордного» наряда), либо с обучением. Так что, строго говоря, Георгий Кривонищенко перед походом на Отортен на комбинате № 817 не работал, будучи откомандирован в некое секретное учреждение, не оставившее в документах уголовного дела никаких следов своего существования. Отдел кадров комбината, потерявший из вида своего «откомандированного» работника, трижды запрашивал прокуратуру о судьбе Кривонищенко.