Алексей Ракитин - Перевал Дятлова: загадка гибели свердловских туристов в феврале 1959 года и атомный шпионаж на советском Урале

Здесь необходимо сказать несколько слов о тех поведенческих моделях, которыми могли руководствоваться туристы по мере развития конфликта. На тематических форумах, посвященных истории гибели группы Игоря Дятлова, можно порой прочитать рассуждения, согласно которым справиться с семью молодыми здоровыми мужчинами (да притом в компании двух симпатичных девушек) было под силу лишь столь же многочисленной группе. Мол, вид оружия молодых мужчин вряд ли бы испугал, и малочисленный противник, даже с автоматическим оружием в руках, неизбежно столкнулся бы с непримиримым сопротивлением и оружие ему волей-неволей пришлось бы пустить в ход. Из этого довольно наивного посыла делается вывод, что два даже хорошо подготовленных и вооруженных шпиона-диверсанта никак не смогли бы привести группу Игоря Дятлова к повиновению, мол, рукопашная схватка и перестрелка были бы совершенно неизбежны.

Такая оценка событий совершенно неправомерна и имеет мало общего с жизненными реалиями. История предоставляет нам массу примеров, прямо противоречащих приведенному выше рассуждению. Достаточно вспомнить хорошо всем известного Адольфа Гитлера, умудрившегося в годы Первой мировой войны пленить в одиночку 11 французских солдат и получившего за это медаль. Можно привести примеры многочисленных захватов самолетов и кораблей, когда небольшая группа террористов, вооруженная порой не настоящим оружием, а муляжами, приводила к повиновению сотни человек. Из этой же серии захваты самолетов 11 сентября 2001 г. мусульманским террористами в небе над США. Напомним, что террористы тогда не имели огнестрельного оружия вообще и запугивали экипажи и пассажиров пластиковыми ножами для резки картона! Так что люди, пытающиеся анализировать конфликтные ситуации сугубо по количественному критерию противостоящих сторон, демонстрируют, мягко говоря, полную неосведомленность в данном вопросе. Поведенческие модели, которым станут следовать люди в конфликтных ситуациях, в явной форме связаны с их психотипами, которые, в свою очередь, напрямую обусловлены нервными реакциями. Последние четко делят всех людей на две крайне несхожие категории: одни способны отреагировать на опасность насилием, другие не способны это сделать ни при каких условиях. Регулятор, «санкционирующий» право на «защитное» насилие либо его «категорически запрещающий», связан отнюдь не только и не столько с этическим представлениями и ограничениями (как это может показаться на первый взгляд), а имеет во многом внерассудочную природу.

Поскольку соображение это довольно неочевидно, имеет смысл сделать небольшое отступление. Человеческий мозг устроен таким образом, что физическую боль испытывает сразу несколько его участков — это так называемый островок, таламус, сенсорный кортекс и поясная извилина Gyrus cinguli. Роль последней особенно важна — она отвечает за автоматическую регуляцию частоты сердцебиения и связанное с ним кровяное давление. Боль вызывает сбой в функционировании поясной извилины, и чем сильнее (и внезапнее) болевое воздействие, тем сильнее проявляется несбалансированность ее функционирования. Примечательно, что за переживание как физической боли, так и эмоциональных страданий, имеющих, казалось бы, совершенно разную природу, отвечают одни и те же участки мозга. Более того, те же самые участки отвечают и за наши сопереживания чужой боли, хотя степень «погружения в сопереживание» очень сильно зависит от черт личности человека и его духовной близости (связи) со страдающим. Это все, так сказать, голая медицинская теория, из которой следует, что частота и наполненность пульса, а также гормональный и химический состав крови человека в значительной степени зависят от испытываемых им болевых нагрузок, эмоциональных переживаний и сопереживания чужим страданиям. Но вот следствие из этого общего посыла оказывается довольно неожиданным.

На боль и страдания — собственные либо испытываемые другим человеком — разные люди реагируют не просто по-разному, а диаметрально противоположно: одни испытывают шок со всеми сопутствующими проявлениями (дрожанием рук, холодным потом, учащенным малонаполненным пульсом, сужением зрачков и т. п.), другие же переживают приступ гнева (с выбросом адреналина в кровь и максимальной активизацией всех жизненных процессов). У некоторых категорий людей возможны отклонения от описанных реакций (например, беременных женщин или лиц, находящихся в измененном состоянии сознания), но в целом деление на «испытывающих шок» и «испытывающих гнев» довольно точно описывает основные человеческие реакции на боль и опасность. Об этом знали еще древние греки, проверявшие годность мужчин к военной службе посредством нанесения им пощечин. Подобную проверку обычно устраивает и тренер по боевым единоборствам или боксу, проверяя неопытного новичка в спарринге с заведомо более сильным партнером: понятно, что новичок будет побит, но для тренера важен не результат боя по очкам, а реакция новичка на боль, унижение и способность контролировать собственный страх (сразу следует оговориться, что существуют и иные способы проверки способности человека к агрессии, которые хорошо известны тренерам и находят применение в практике). Кстати, тренеры по боксу и боевым единоборствам прекрасно знают, что отнюдь не каждого мальчика с хорошими физическими задатками можно научить драться; обучаться, конечно, может любой, но вот реальный результат покажет далеко не каждый. Потому что помимо одних только физических задатков нужна еще и «заточенность на борьбу», готовность к агрессии на уровне инстинкта, нервной реакции. Атаковал, повторим, наблюдается далеко не у каждого.

Сразу необходимо оговориться, что в описанных реакциях на боль нет «хороших» или «плохих», «правильных» или «неправильных», они просто такие, какие есть. Зачастую шок воспринимается как признак слабости или трусости, но это сугубо субъективная оценка. Очень многое зависит от конкретной ситуации, которая обусловливает возникновение боли, например неподконтрольный гнев, пережитый в кресле стоматолога, может спровоцировать сердечный приступ (такие случаи известны). Психопаты в своем большинстве реагируют на агрессию приступом ярости, но никто ведь не посчитает психопата образцом для подражания. Так что нет особенного смысла в размышлениях на тему «а как лучше?», всегда будет лучше поступать по естеству, по своей природе…

Теперь, после этого необходимого отступления в область спортивной педагогики, вернемся к рассмотрению поведенческих реакций. Понятно, что человек, испытывающий шок при виде насилия, при всем желании не бросится с кулаками на противника, ибо физически не способен на это. Его модель поведения сведется либо к схеме «подчиниться и постараться никого не злить», либо — «уйти незаметно куда угодно». Другой же тип людей, испытывающих при появлении опасности гнев, реагировать будет принципиально иначе, внутренне эти люди будут ориентированы на активные действия. А таковые сведутся к схеме «напасть и победить любой ценой» либо «спасаться бегством, пока хватает сил». Бегство в данном случае вовсе не признак трусости, а осознанный выбор варианта самоспасения, подразумевающий активные действия (в отличие от варианта «уйти незаметно куда угодно»). На самом деле возможных моделей поведения куда больше, но даже перечисленных вполне достаточно для того, чтобы проиллюстрировать очевидный любому психологу тезис — группа людей, предоставленная сама себе, никогда не будет действовать единообразно. Разные люди, столкнувшись с одной и той же проблемой, увидят совершенно разные (порой прямо противоположные!) пути ее решения.