Алексей Ракитин - Перевал Дятлова: загадка гибели свердловских туристов в феврале 1959 года и атомный шпионаж на советском Урале

И вряд ли Возрожденный ошибся с определением перелома рожков подъязычной кости, ошибочно напечатав «сломаны», — технически акт готовится уже после вскрытия и печать его занимает некоторое время, в течение которого можно не спеша свериться с предварительными записями (сделанными лично или под диктовку — неважно). Еще более удивительно выглядит в акте судебно-медицинской экспертизы тела Тибо-Бриньоля забой знаком «X» целой фразы, длиной в 18 знаков, включая пробелы (при большом увеличении можно попытаться прочесть замаранный текст «Кости носа сломаны», длина этой фразы составляет как раз 18 знаков. Причем после «забитого участка» следует предложение прямо противоположного содержания: «Кости носа на ощупь целы». Так и хочется поинтересоваться: неужели наш драгоценный специалист на момент написания акта не знал в точности, сломаны они или нет, и делал необходимые уточнения уже во время оформления документа!?).

Фрагмент акта СМЭ Николая Тибо-Бриньоля с замаранным предложением или частью предложения длиною в 18 знаков. При высоком разрешении фотографии с использованием разных фильтров можно частично разобрать «забитые слова»: «Кости носа…». Последнее слово нечитаемо, по длине и общему смыслу фразы — «сломаны». Но последующее предложение в тексте акта прямо противоречит этому: «Кости носа на ощупь целы».

«Правила судебно-медицинского исследования трупов» 1929 г., которыми должен был руководствоваться в своей работе эксперт Возрожденнный, предписывали последним этапом работы эксперта с трупом проверку целостности костей скелета и хрящей. Иногда это действие называли «контрольным (или завещающим) прощупыванием», хотя на самом деле данная процедура включала в себя не только ощупывание — эксперт переворачивал труп на живот и делал три дополнительных разреза на спине (по лопаточным линиям и в районе остистых отростков позвоночника). Благодаря этим разрезам эксперт получал доступ ко всем костям человеческого тела и мог проверить их целостность во всех труднодоступных частях. Сообщение о проведении «завершающего прощупывания» (иногда употреблялось слово «ощупывание» — смысловой разницы никакой) судмедэксперт должен был поместить в конце второй части экспертизы, т. е. раздел «Внутренний осмотр» этим сообщением завершался. Таково было требование «Правил…» 1929 г., но в актах Возрожденного мы не найдем информации о должном проведении упомянутой процедуры. Лишь эпизодически, словно спохватившись, наш драгоценный эксперт между делом отмечает: «кости и хрящи скелета при ощупывании целы», как, например, в случае осмотра тела Игоря Дятлова. Но такому выводу грош цена, поскольку он сделан во время наружного осмотра трупа, а потому не мог быть исчерпывающе полным и информативным. Фактически это отписка, потому что без извлечения внутренних органов из грудной и брюшной полостей ощупывание не имеет смысла.

Что мы можем сказать о работе Бориса Алексеевича Возрожденного на основании всего изложенного выше?

1. Судмедэксперт, безусловно, был знаком с требованиями нормативных документов в полном объеме, однако нельзя не отметить допущенные им грубейшие нарушения правил работы и оформления служебной документации. Нарушения эти столь серьезны, что в некоторых случаях лишают его работу всякого смысла. Некоторые экспертизы Возрожденного трудно назвать «экспертизами» в точном значении этого слова, работу подобного уровня мог выполнить обычный прозектор с кафедры патанатомии или судебной медицины любого медицинского вуза страны, т. е. специалист без высшего медицинского образования. Роль эксперта Возрожденного зачастую сводилась к роли обычного наблюдателя — он вносил в свои акты только то, что видел. Это особенно заметно в случаях вскрытия тел Дубининой, Золотарева и Тибо-Бриньоля.

2. Можно без колебаний утверждать, что к 9 мая 1959 г., т. е. моменту проведения вскрытия тел, найденных в овраге, следователь Иванов уже взял курс на сворачивание уголовного расследования. Иванов уже знал, что нового продления сроков ведения следствия он в конце мая не получит (либо не станет об этом просить), а потому никакого суда и выдвижения обвинений против конкретных лиц не последует. На это совершенно недвусмысленно указывает тот факт, что акты судебно-медицинских экспертиз Дубининой, Золотарева, Колеватова и Тибо-Бриньоля остались не подписаны понятыми. Возрожденный мог передать следователю документы в таком виде лишь получив от последнего гарантию того, что данные документы никогда не покинут стен прокуратуры. Выражаясь проще, Иванов должен был сказать судмедэксперту примерно следующее: «Борис Алексеевич, не волнуйтесь, эти документы никто никогда не увидит!».

3. Очень странной представляется идентификация трупа Семена Золотарева, принимая во внимание всю совокупность привходящих данных: а) отсутствие документов, удостоверяющих личность; б) минимальное сходство трупа с известными прижизненными фотографиями Золотарева; в) отсутствие надежных ориентирующих признаков и особых примет погибшего. Татуировки не могли выступать в качестве последних, поскольку почти все они располагались на предплечьях обеих рук и были всегда скрыты одеждой. Тем более в зимнее время! Лишь татуировка «Гена» находилась у основания большого пальца правой руки, но имя «Гена» никак не указывает на человека, которого зовут Семен. Вряд ли даже родная мать могла в точности назвать, какие татуировки имел ее сын. Еще меньше информации для идентификации трупа несли коронки и зубные мосты Золотарева, поскольку судмедэксперт явно не имел стоматологической карты погибшего и не описал в своем акте их точное расположение. Особо стоит отметить тот факт, что Возрожденный в акте СМЭ назвал Золотарева Александром Алексеевичем, а не Семеном Алексеевичем, как было бы правильно. Это означает, что в распоряжении следствия даже 9 мая не было документов, удостоверяющих личность погибшего! По формальным признакам Возрожденный должен был вскрывать Золотарева как «неизвестного умершего», и никакие увещевания следователя в такой ситуации на судмедэксперта подействовать не могли. А вдруг судмедэксперт оказался бы прав и выяснилось, что к группе примкнул некий неизвестный?! Однако некто нашел нужные аргументы и убедил Возрожденного, что «неизвестный труп» очень даже известен. И этот загадочный некто явно не был студентом УПИ и уж точно не был следователем Ивановым. В дальнейшем мы вернемся к этому неожиданному выводу и отыщем другие свидетельства существования влиятельного и хорошо информированного человека, принимавшего деятельное, хотя и опосредованное, участие во всех злоключениях группы Игоря Дятлова (как до, так и после ее трагической гибели).