Владимир Губарев - Атомная бомба

«Для создания котла из металлического урана и смеси урана с графитом необходимо накопить в ближайшие годы 100 тонн урана. Разведанные запасы этого элемента в СССР оцениваются в 100–120 тонн. Исходя из этого, ГОКО наметил получение 2 тонн урана в 1943 и 10 тонн в 1944 и последующих годах.

Является настоятельно необходимым ускорение работ по накоплению урана, что возможно только при обнаружении новых и предельно высокой эксплуатации существующих месторождений. Америка располагает разведанными месторождениями урана в несколько тысяч тонн и могла бы продать СССР 100 тонн урана… Сомнительно, однако, чтобы американское правительство разрешило произвести эту операцию, так как смысл ее несомненно был бы оценен правильно…»

И тем не менее попытка закупить уран в Америке была предпринята. Более того, Курчатову требовалась и тяжелая вода, а потому Наркомвнешторгу было дано поручение «о закупке в срочном порядке одного килограмма тяжелой воды…»

Если внешнеторговым организациям иногда удавалось достать для Лаборатории № 2 кое-какие оборудование и приборы (в частности, через фирмы нейтральных стран), то с ураном и тяжелой водой ничего не вышло. Спецслужбы США тщательно следили за этими материалами.

Вскоре от Закупочной комиссии СССР в Вашингтоне пришла информация о том, кто контролирует всю продукцию урана и его соединений. Это специальный Комитет при Военном министерстве США. А там ведется строгий учет этих материалов, так как они идут «на изготовление реактивных снарядов и самолетов реактивного действия».

В письме из Вашингтона, в частности, говорилось:

«… наша заявка на уран и его соединения для производства урановых легированных сталей была отвергнута в связи с тем, что американцы не видят смысла делиться с нами урановыми соединениями для производства сталей, и, кроме того, они выразили сомнение, что такой сильнейший химический элемент нам действительно необходим для сталей».

Понятно, американцы догадывались, что интерес к урану в СССР связан с созданием оружием. Они прекрасно знали о возможностях нашей добывающей промышленности, и попытка закупить в США 100 тонн урана лишь подтвердило точность их информации.

А эпизод с «реактивными» снарядами и самолетами, которые, оказываются, не могут летать без урана, получил неожиданное продолжение. Как известно, первая атомная бомба, созданная в СССР, именовалась «РДС». Один из вариантов расшифровки — «реактивный двигатель Сталина».

К зиме 1944 года стало ясно, что положение с ураном просто катастрофическое. Берия, ознакомившись с деталями всего «Атомного проекта», быстро определил, что все усилия по созданию нового оружия окажутся напрасными, если не будет создана надежная сырьевая база.

По его распоряжению была подготовлена специальная «Справка о состоянии работ по проблеме урана». Она свидетельствует о плачевном состоянии дел:

«За 2 истекших года из-за недостаточного внимания к этому вопросу и плохого материально-технического оснащения геолого-разведочных партий разведка урановых месторождений почти не сдвинулась с места.

Урановая промышленность в настоящее время базируется только на 4 месторождениях (Табошар, Май-Ли-Су, Уйсурсай и Адрасман) с очень ограниченными разведанными запасами урановых руд (173 700 тонн руды с общим содержанием 240 тонн окиси урана). Свыше 10 других месторождений, где найдены проявления урана, вовсе не разведаны…»

В «Справке» подробно описана ситуация на каждом месторождении. К примеру, у одной из геологических партий, работающих на Табошаре, вместо 53 рабочих есть только 17, из 60 необходимых лопат только… пять!

Как и положено было в таких случаях, авторы «Справки» предлагают вполне принять конкретные меры. Они в полной мере соответствуют тому времени и обращены к тому человеку, который привык «исправлять положение» быстро и четко. Итак, вывод таков:

«Ввиду того, что Академия наук и Наркомцветмет в течение 2 лет не смогли вывести из кустарного состояния работы по добыче и переработке урана и научно-исследовательские работы по изучению и использованию урана, просим принять предлагаемый нами проект постановления ГОКО, предусматривающий:

а) передачу научно-исследовательских работ по урану, добычу и переработку основных урановых месторождений в ведение НКВД СССР;

б) выделение НКВД СССР необходимого оборудования и материалов для развертывания работ по урану».

Что характерно: речь в документе о людях — специалистах, ученых, шахтерах, рабочих — не шла. Ясно, что эту проблему сотрудники НКВД решат намного быстрее, чем обеспечение урановых шахт машинами и механизмами.

«Атомный проект» для Садовского начался сразу после войны. Он надеялся вернуться в Ленинград, где до эвакуации работал институт «НН» (академика Н.Н. Семенова). И, казалось бы, ничто не предвещало крутого поворота в судьбе.

Атомные взрывы в Хиросиме и Нагасаки, конечно же, вызвали у всех определенный интерес, но информации безумно мало, да и научные интересы Михаила Александровича были в стороне от ядерной физики. Атомными бомбами занимались Харитон и Зельдович, об этом шеф упоминал вскользь, а сами ученые не проронили ни слова — секретность… Впрочем, Садовский на свой страх и риск провел расчеты мощностей бомб, упавших в Японии. У него получилась цифра — от 10 до 15 килотонн. Понятно, что говорить о большой точности в расчетах не приходилось — ведь он использовал данные по обычной взрывчатке, ну а тут случай особый. Но свои расчеты он все-таки передал одному из начальников Метростроя — там взрывы использовались интенсивно. Тот начальник был по фамилии Ленин, оттого Садовский и запомнил его.

А в начале 50-х годов случился с его расчетами конфуз. Записку в Метрострое нашли и передали сразу же «по инстанции». Она попала в ведомство Берии. Разразился страшный скандал: утечка сверхсекретных данных! Но к тому времени Садовский уже был известен хорошо — и данный случай ограничился лишь шутками в их узком кругу. Тем не менее, старая записка Садовского была немедленно засекречена.

Н.Н. Семенов отправился из Казани в Москву, чтобы определить судьбу своего института. Втайне «НН» надеялся возглавить «Атомный проект» — уже несколько писем направил он Сталину, но ответа не получил. Ему было невдомек, что несколько лет назад выбор пал на Курчатова, что его сотрудники — Харитон и Зельдович — знакомятся с материалами, приходящими от разведки, что ему не суждено быть первым… Однако поездка академика Семенова в Москву дала неожиданный результат. Ему сообщили, что теперь Институт химической физики займет здание Музея народов на Воробьевых горах и что ему предстоит выполнять «важнейшее правительственное задание».