Владимир Губарев - Атомная бомба

«Только лично. Экз. единств.» — значит, никто, кроме Л.П. Берии, не имел права знакомиться с ним. А уж тот решал: надо докладывать Сталину или нет. И почти всегда докладывал. На всякий случай…

«Сов. секретно

Только лично Экз. единств.

Товарищу Берия Л.П.

Докладываем Вам, что 8 июня с.г. в 0 часов 30 минут после загрузки 32 600 кг урана (на 36 ряду рабочих блочков) в реакторе началась цепная ядерная реакция в отсутствии воды в технологических каналах. Таким образом, пуск физического котла осуществлен.

В течение 8 и 9 июня произведем окончательные испытания системы управления ядерной реакцией в котле.

С 10 июня будем продолжать дальнейшую загрузку урана до получения цепной ядерной реакции при наличии воды в технологических каналах.

И.В. Курчатов Б.Г. Музруков Е.П. Славский

8.06.48».

Берия поставил свою подпись в правом углу документа, мол, в курсе. Сталин никак не прореагировал на пуск промышленного реактора в Челябинске-40. Очевидно, его интересовал лишь конечный результат — бомба… Но и в этом случае он никак не демонстрирует «свое присутствие». И об этом свидетельствует еще один документ, судьба которого весьма необычна. По некоторым данным, он был найден в сейфе Сталина после его смерти. Четыре года он пролежал там, но подписан так и не был. Это Проект постановления СМ СССР «О проведении испытания атомной бомбы».

Вот некоторые фрагменты из него:

«г. Москва, Кремль 18 августа 1949 г.

Сов. секретно (Особой важности)

Совет Министров Союза ССР ПОСТАНОВЛЯЕТ:

1. Принять к сведению сообщение начальника Первого главного управления при Совете Министров СССР т. Ванникова, научного руководителя работ акад. Курчатова и главного конструктора Конструкторского бюро № 11, чл. — кор. АН СССР Харитона о том, что первый экземпляр атомной бомбы с зарядом из плутония изготовлен в соответствии с научно-техническими требованиями научного руководителя работ и главного конструктора КБ-11.

Принять предложение акад. Курчатова и чл. — кор. АН СССР Харитона о проведении испытания первого экземпляра атомной бомбы…»

Далее даются подробные характеристики заряда из плутония, описание задач эксперимента, назначение научным руководителем испытаний Курчатова, его заместителями Харитона, начальника КБ-11 Зернова (по организационным и административно-техническим вопросам) и генерал-лейтенанта Мешика (по вопросам охраны и режима).

А Проект заканчивался так:

«…6. Возложить ответственность за качество всех работ по подготовке, сборке и подрыву атомной бомбы на главного конструктора КБ-11 чл. — кор. АН СССР Харитона.

7. Возложить обобщение научно-технических данных о результатах испытания атомной бомбы и представление Правительству предложений об оценке результатов испытаний атомной бомбы на научного руководителя работ акад. Курчатова и главного конструктора КБ-11 чл. — кор. АН СССР Харитона.

Поручить Специальному комитету:

а) рассмотреть и утвердить порядок и план проведения испытания,

б) определить день испытания,

в) после проведения испытания доложить Правительству о результатах испытания.

Председатель Совета Министров Союза ССР

И. Сталин».

На обороте последнего листа есть такая пометка от руки: «Исполнено в 2 экземплярах на 5 страницах каждый (на пяти стр.). Экз.№ 1 для тов. Сталина И.В., экз. № 2 для тов. Берия Л.П. Исполнял: член Спец. Комитета В. Махнев 18УШ.49 г.»

Сталин так и не подписал это постановление, он вернул оба экземпляра и сообщил, что вопрос обсуждался на ЦК и «решения выноситься не будет». Именно так Сталин и ЦК дистанцировались от происходящего: им надлежало вершить Суд («Страшный» или «Праздничный») после проведения испытаний.

«Я сделал все, что должен был сделать». Вслед за Колумбом эти слова может повторить и Виктор Иванович Жучихин.

А как же со славой?

Оказывается, эта барышня весьма капризна. У одних она прописывается навсегда (причем не всегда заслуженно!), к другим приходит на короткое время, а на остальных не обращает внимания, хотя среди них есть немало тех, кто имел право владеть этой барышней всю жизнь.

Бесспорно, один из таких людей Виктор Иванович Жучихин.

Его взлет был стремителен: он был одним из участников практически всех экспериментов, которые определяли судьбу ядерного оружия в нашей стране. Он стоял и у истоков мирного применения ядерных взрывов, и именно в этой области ему предстояло подняться на вершину славы, но случилось непредвиденное: эту программу, успешно развивающуюся в СССР, под прямым давлением американцев сначала приостановили, а затем и закрыли вообще.

«Его убили на взлете», — сказал однажды мне о Жучихине знакомый атомщик, и отчасти он, наверное, прав. Впрочем, разве кто-то имеет право судить о жизни другого?!

Мы несколько раз встречались с Виктором Ивановичем в Челябинске-70. Здесь в небольшой квартирке живет один из самых замечательных людей «атомного века», и каждый раз я получал огромное удовольствие от бесед с ним. Он знает всех и вся, он оказывался в эпицентре событий, которые по праву называют «ключевыми» как в истории нашей родины, так и в мире.

Случалось, опрокидывали с Виктором Ивановичем и его супругой, а также с Владиславом Антоновичем Верниковским, главным конструктором ядерного оружия и другом Жучихина, по паре стопок водочки, закусывали домашними соленьями, и слушали его рассказы из истории «Атомного проекта СССР». Это было всегда интересно, и что самое важное: Виктор Иванович хранил в своей памяти не только сами события, но и даты их, и имена участников. И никогда он не ошибался!

О многом Виктор Иванович написал, какие-то фрагменты его воспоминаний публиковались в специальных изданиях, но, к сожалению, так и не изданы его рукописи. Да, они огромны по объему, но ведь вся история «Атомного проекта» в них! Думаю, причина в ином: некоторые участники проекта представлены не в том свете, как им хотелось бы, и это главная, на мой взгляд, причина того, что рукописи Жучихина остаются рукописями… Хорошо, если я ошибаюсь…

Однажды мы говорили об испытаниях первой атомной бомбы. И магнитная пленка (у меня оказался с собой магнитофон!) хранит фрагменты воспоминаний Виктора Ивановича Жучихина.

— С чего же начать? — он задумывается, а потом говорит с улыбкой, — пожалуй, с Козла!

— Какого Козла? — недоумеваю я.

— Игоря Васильевича Курчатова.

— Я не слышал, чтобы его так звали…

— За длинную красивую бороду его за глаза все звали Борода. И лишь один человек, начальник ПГУ Борис Львович Ванников, который славился своей неистощимостью на анекдоты и остроты, неизменно называл Курчатова Козлом. Причем все верно воспринимали шутку, в том числе и Игорь Васильевич, — хохотали… Конечно, великое счастье, что именно Курчатов встал во главе проекта — он был его душой, его движущей силой.