Николай Ефимов - Военная контрразведка от «Смерша» до контртеррористических операций

Пока шло разбирательство, афганцев держали в определенном месте. Для охраны привлекали солдат из числа своих помощников, владеющих фарси (фарси — один из наиболее распространенных в Афганистане языков. — Авт.). Как правило, кто-нибудь из задержанных начинал их обрабатывать. Иногда это делалось исподволь — осторожно, полунамеками, иногда предлагали переходить на сторону единоверцев открыто, без обиняков, обещая за это все земные блага.

Агитаторов сразу же выделяли из общей массы, и хадовцы проверяли их с особым пристрастием. Наши афганские коллеги для получения информации действовали жестко, особо не церемонились. Южная кровь! Сам я при экзекуциях не присутствовал, но мы все догадывались о том, что некоторых допрашиваемых избивали. Перед нами это не афишировалось, так как ни оперсостав советской контрразведки, ни советники такого не поощряли. Наш опыт работы опирался на более гуманные подходы ведения допросов.

Как правило, зазывалы оказывались либо агентурой, либо непосредственными участниками бандформирований. Правда, все это была «мелкая рыбешка». Однако пришло время, когда в расставленные сети начала попадаться и более крупная «рыба».

Крупная перевалочная база советских войск в Турагунди притягивала внимание разнокалиберной агентуры, как варенье — мух. Даже просто наблюдая за перемещением автомобильных колонн, можно было получить много интересной информации об обеспечении войск боеприпасами, продовольствием, горюче-смазочными материалами. Если же при всем при этом противнику удавалось наладить контакты с разговорчивыми военнослужащими, то ценность сведений увеличивалась в несколько раз.

.. Двое духанщиков в поле зрения военной контрразведки попали практически одновременно. Уж очень бросалось в глаза их навязчивое желание установить с нашими бойцами «долгоиграющие» контакты — из кожи вон лезли, завоевывая их расположение. То по бросовой цене дефицитный в Союзе ширпотреб продадут, то и вовсе что-нибудь подарят. И при этом как бы невзначай, для поддержания разговора, интересовались, куда идут войска, в связи с чем осуществляются те или иные поставки, откуда и куда перебрасывают технику, планируется ли в ближайшее время проведение боевых операций и в каком районе. Заодно в тихой, непринужденной беседе ненавязчиво прощупывали настроение своих собеседников, зондировали «религиозную почву» и мимоходом проводили исламский ликбез. Могли предложить и наркотиками побаловаться — абсолютно бесплатно.

Одного они не учли: об этих задушевных разговорах и благотворительных деяниях солдаты незамедлительно сообщали оперработникам. К «меценатам и проповедникам» решили присмотреться повнимательнее: в стране, где все было поставлено на коммерческую основу, все имело свою цену, подобная щедрость настораживала.

По просьбе контрразведчиков несколько солдат установили с ними постоянный контакт, и теперь «особисты» знали содержание всех бесед, что позволяло делать весьма полезные выводы. Бойцы же регулярно получали мелкие, но приятные материальные стимулы. То джинсами разживутся, то батник перепадет от «тонких ценителей духовного общения».

Единственно, кто был в абсолютном проигрыше, так это сами духанщики. Только они об этом не догадывались. По их представлениям, все складывалось как нельзя лучше. Чтобы хоть как-то компенсировать свои расходы, а заодно и создать вербовочную ситуацию, они старались втянуть своих новых друзей как в спекулятивную деятельность, так и в распространение наркотиков, но коммерсанты из «шурави» получились никудышные.

Чем дольше наблюдали военные контрразведчики за духанщиками, тем больше интересных фактов всплывало на поверхность. Оказалось, что помимо излишней любознательности те увлекались еще и фотографией — правда, их «эстетические пристрастия» были довольно специфическими. Объектами съемок, как правило, становились советская военная техника, колонны с боеприпасами и другие не менее характерные сюжеты.

Скоро выяснился и круг лиц, с которыми духанщики контактировали, и стало известно, что вся полученная ими информация переправлялась в Пакистан и в Иран. Особого труда для этого не требовалось — граница с этими странами была весьма условна. Афганцы пересекали ее практически беспрепятственно, чем агенты и пользовались. То родственников отправят, то с торговцами «посылку» передадут, а то и сами заведут видавшие виды японские колымаги и лично отправляются за рубеж… Все это свидетельствовало о том, что в разработке у контрразведчиков находились не шпионы окрестных банд, а агенты пакистанских спецслужб.

ХАД, афганский аналог КГБ, имел достаточно прочные позиции в Пакистане. Это позволило без труда выяснить, с кем духанщики контактировали за границей, кем, когда и при каких обстоятельствах они были завербованы. Каждый шаг их шпионской деятельности подробно фиксировался и документировался контрразведчиками.

После того как папка с делом по разработке духанщиков наполнилась достаточно убедительными фактами, свидетельствующими в пользу обвинения, «особисты» совместно с афганскими сотрудниками госбезопасности решили их арестовать.

Случай не заставил себя долго ждать — негласная «почта» сообщила, что «голубки с полным клювом собираются слетать в Пакистан». Это означало, что на руках у агентов имелся собранный ими документальный материал о перемещении советских войск и техники, который они намеревались отправить своим пакистанским боссам. Ситуация была более чем подходящая.

Брали их почти одновременно, с небольшим интервалом. Одного — поздно вечером, другого — на рассвете. Схема была практически одинакова. Благодаря заранее установленным в дуканах оперативно-техническим средствам места тайников, где хранилась собранная информация, уже были известны контрразведчикам. Найти их в жалких глиняных, заваленных всевозможным пыльным хламом, грязным тряпьем и продаваемым товаром лачугах, одновременно служивших и жильем, и «коммерческими офисами», особого труда не составляло.

Сработали быстро и четко, без лишнего шума, нагрянув как гром среди ясного неба. То, что все последнее время они находились под колпаком военной контрразведки, стало для духанщиков полным откровением. Ни одна мелочь, ни один неверный шаг участников операции не спугнул и даже не насторожил «объектов». Все выглядело естественно и правдоподобно: и наружное наблюдение, и подставные «дусты» («друзья» на фарси), и то и дело возникающие различные обстоятельства, не позволяющие как следует заснять интересующие моменты. Поначалу они, как и следовало ожидать, отпирались, но под тяжестью представленных доказательств начали сознаваться…