Сергей Дубавец - Русская книга

3. Употребляй всякие «извините», «я вам очень благодарен за ваш вопрос», «пожалуйста» и т. д. Это усыпляет бдительность оппонента, создает иллюзию твоей вежливости при том, что ты уже держишь руку у него на горле.

4. Умей убить оппонента неожиданным оружием. Понятно, что журналист может спрашивать у президента страны о его происхождении и т. д. Президент же, спрашивающий у журналиста о том же, стремится уничтожить его, поставив в несвойственное положение. Так было, например, во время интервью Лукашенко российскому журналисту Караулову. Президент, утомленный размышлениями о том, как его воспитывала мама, вдруг жалит: «Кстати, Андрей, а кто были ваши родители?» Что здесь скажешь? И о чем разговор?

5. Разговор всегда должен быть не о том или не совсем о том. Пусть оппонент запутается. Он — о высылке журналистов, а ты — о способностях телеоператоров. Он — о твоих родителях, а ты ему — о его. Пусть поищет аргументов, скажем, в справочнике по оптике, либо начнет лихорадочно перебирать, как ему представить собственных родителей в совершенно неуместной для этого ситуации, как выставить их на всеобщее обозрение, под сверхтребовательные камеры, направленные на тебя, на президента.

Несомненно, азы демагогии Лукашенко штудировал в совхозе. И это особая тема — демагогия маленьких начальников, колхозносовхозных председателей, тех, для кого величайшее наслаждение — унизить человека. Это даже не ленинский стиль и не геббельсов- щина. Ибо колхозный пахан владеет не авторитарной, а абсолютной властью над людьми при том, что в целом в стране сохраняется видимость некоторой свободы и демократии.

Чтобы сегодня понять, к чему приводит абсолютная власть демагога, надо поехать в деревню. Отношение между людьми или, точнее, к людям, здесь такое же, как в муравьевские времена, сразу после восстания Калиновского. Вот когда хам ринулся на начальственные должности и получил неограниченную власть. Вот когда униженные без всякой меры крестьяне не могли и пикнуть, разве что донести на повстанцев… Но эта тема — нравы нашей современной деревни — для другой статьи.

Что касается классической демагогии, то, никуда не денешься, пора вводить ее отдельным предметом в университеты молодой белорусской демократии. Вместо классической филологии, например. Как говорят, против лома… Переспорить демагога так же трудно, как убить дракона.

В тюремных дневниках поэта Славомира Адамовича есть такое кредо: «Мы не поддаемся на провокации, мы их создаем сами».

Провокация — это жанр. Адамович провоцирует. Пишет стихотворение «Убей президента», попадает за это в тюрьму на 10 месяцев и становится наиболее известным современным белорусским поэтом. Протестуют PEN-центры, стихи переводятся на несколько европейских языков, Адамович по-английски — уже в интернете, в Болгарии по-болгарски выходит его сборник… Я думаю: если бы не «Убей президента» и не тюрьма, всего этого не было бы. По крайней мере, сегодня.

Московские «Известия» печатают снимок — милиционеры ведут Адамовича в «воронок». Как заметил кто-то из читателей, слава ищет Славу. В Минске многие его не любят за то, что провокатор. А он, словно возвращает им это чувство, и называет свой стихотворный сборник — «Зваротныя правакацыі».

Провокация — это стиль жизни, общественное настроение — как запах ацетона, разлитый в воздухе. Провокация мысли, чувства, поступка. Главное — не заснуть, не втянуться в рутину, не замелькаться в толпе, не исчезнуть в истории и мире.

Провокация самой Беларуси — да оживи же ты! пробудись! сбрось свое одеяло, так похожее на саван. Разрыв между тупо-казенным единообразием БССР и живой жизнью европейской золушки-Беларуси настолько велик, что преодолеть его за короткое время эволюционно — не представляется возможным. А так хочется увидеть Беларусь нормальной, здоровой и белорусской, хотя бы увериться, что она такой действительно будет… Так хочется, что энергия мечты концентрируется в шок — в провоцирование.

Сколько уже писано-переписано о провокациях Лукашенко, чья политика — от лиозненского инцидента с простреленным лимузином до наездов на фонд Сороса — вся провокация. С другой стороны, сколько раз сказано о резких, провокационных выпадах З.Пазьняка.

Но не только президент, лидер оппозиции и поэт творят у нас в жанре провокации. Сознательно или нет — этим живет вся нация. «Сталина на вас нет», — провоцирует тетка публику в трамвае. «Мужик, закурить не найдется!» — звучит мрачный окрик в темном переулке. Самый популярный товар, который ежедневно рекламирует белорусское радио — электрошокер Волман. Это как бы компенсация за непроведенную в экономике шоковую терапию. Покупайте Волман и шокируйтесь на здоровье…

Вся жизнь страны и народа становится более понятной, если увидеть ее сквозь призму всеобщей ориентированности на провокацию. Эпицентр этой жизни — шествие протеста. Мирное шествие. Я — один из них — знаю, что никто здесь не хочет драться с омоном. Мы за то, чтобы нас выслушали, и только. У нас есть свое мнение насчет языка, символики и интеграции в Россию. Услышьте нас и учтите наше мнение. Вот и все.

Идет шествие… Шастают фронтовцы со своим традиционным: не поддавайтесь на провокации. Идут рядом провокаторы — многих здесь уже знают в лицо. Потом они дадут нужные показания… Вдруг четверо милиционеров вскакивают в толпу и начинают вытаскивать оттуда парня. В этом сюжете «не поддаваться на провокации» значит — отдать парня. Толпа не отдает. Возникает драка. Летят стекла в милицейском «воронке». Но выбивать стекло рукой неудобно. И на следующее шествие парень положит в карман камень. Так изменяется характер шествия. Мы уже не за то, чтобы высказать мнение. Мы — против вас. Так власти провоцируют движение сопротивления.

Камень в кармане демонстранта означает новый этап возрожденческого движения. Послепровокационный. Там уже нет места для провокаций, там они уже сработали. Там — открытое противостояние — лицом к лицу. Но это, пожалуй, будет завтра…

До сих пор же белорусское движение еще продолжает существовать на том этапе своего развития, который можно назвать провокационным. Возрожденцы провоцируют почти безжизненное тело нации, оккупанты провоцируют возрожденцев, журналисты провоцируют зарубежное общественное мнение. Все кого-нибудь провоцируют. Процесс этот тянется уже полтораста лет, ибо не развивается, а каждый раз при новых обстоятельствах возобновляется снова.

Когда-то, в самом начале, саму белорусскую идею называли с разных сторон то польской интригой, то большевистской аферой. Кастуся Калиновского выдал провокатор. Позже — нашенивская публика — была насквозь пронизана тем, что сегодня называют «стремопатией», а сама газета с особенной дотошностью описывала все перипетии дела известного провокатора Азефа. После — БССР, сталинские времена. Там каждый сам подозревал в себе шпиона, саботажника и кулака. Лукаш Бенде — наиболее яркое имя провокатора тех лет в литературе. В Западной Беларуси Бронислав Тараш- кевич распространяет предвыборные призывы против некоммунистических белорусских организаций. Призывы начинаются словами: «Кто не хочет провокаторов…» — голосуйте, мол, за коммунистов. Фабиан Акинчиц откликается на это целой брошюрой, которая так и называется — «Провокация белорусского народа»… Войну и послевоенное время я опускаю. Тут еще очень долго историки будут отделять зерно от плевел. Наконец, 80-е годы. Первые студенческие спевки. Первые патриотические суполки. Почти все разговоры в кулуарах — о том, кто среди нас стукач. И это были не преувеличенные страхи. КГБ действительно «пасло» и «Майстроўню», и «Тутэйшых», и «Талаку», и БНФ — как свох стратегических «клиентов». Ведь они проходили в разряде — организации…