Дмитрий Куликов - Судьба империи. Русский взгляд на европейскую цивилизацию

Демократия – как современная, так и античная – никогда не заботилась о будущем, она всегда была механизмом сиюминутного согласования и баланса интересов общественной элиты. Те, кто имеет доступ к управлению социумом при современной всеобщей демократии, возможно, и планируют свое собственное будущее и даже весьма надолго. Вот только верим ли мы, что они обеспечат будущим и нас всех? Ведь при демократии каждый за себя.

Западная, прежде всего американская, пропаганда прямо обвиняет русских у власти в нарушении т. н. «стандартов демократии». Хотя богатые русские у власти эту демократию в принципе искренне любят, не научились еще стоять за сценой, лезут на нее сами. Понятно, что за этими обвинениями стоит политика войны против Российского государства как такового.

Однако вопрос все равно остается: нужна ли нам всеобщая демократия, если да, то зачем и как ее осваивать? Поможет ли в этом «импорт» демократии, хотя он и создает элементы внешнего управления страной, скорее всего, противоречащие нашим национальным интересам?

Этот круг вопросов принадлежит к историческим, философским и методологическим (а также научным, насколько это возможно) основаниям политики и идеологии. Он требует содержательного раскрытия. Ставить же цель непосредственно «прийти к демократии», «добиться демократии» – бессмысленно и означает лишь быть под чьим-то идеологическим (и не только) внешним управлением.

Буржуазная техническая демократия в эффективный период своего исторического существования использовала схему «правящая партия – оппозиция». Мы должны создать альтернативный институт публичной дискуссии в государственном открытом сословии, при котором эта дискуссия будет не связана с задачами обновления правящей группы. Конкуренцию программ и проектов и конкуренцию персон за личное участие в отношениях власти нужно институционально разделить и развести. Поскольку в противном случае под видом проектов и программ конкурируют в действительности частные интересы.

Освоение такой схемы и будет, собственно, осмысленной технической демократизацией России, построением механизма воспроизводства власти и ее подлинной легитимации, в том числе прекращением гражданского конфликта 1917 года и воссоединением нации. Такая дискуссия должна быть открыта проектно как способ развития и усиления нашей суверенной власти, поскольку в отличие от английской, американской или французской истории социальной борьбы мы сегодня уже не имеем исторических предпосылок для двух или более партий – и слава богу.

В США две партии растут из Гражданской войны Севера и Юга, в Англии – из борьбы короны и парламента. В «новых» государствах – Германии и Италии, по сути, есть оппозиция «фашистов», замаскированных под христиан, и «антифашистов», т. е. левых. А у нас? Мы изжили «вторую», «белую» партию в полном составе. Наше общество социально-политически однородно, оно исторически «красное», несмотря на созданное искусственно за счет приватизации имущественное неравенство.

Такая дискуссия должна быть частью обязательных процедур функционирования открытого сословия, формально и институционально закрепленной за корпусом граждан, выборных магистратов или сословных должностных лиц. В рамках такого проекта есть возможность какой-либо репатриации «белого» социального элемента.

Технической демократии как одному из механизмов осуществления власти, установления фактического баланса отношений между обществом и государством, разрешения конфликта допустимых интересов есть куда развиваться, если отбросить идолов всеобщей демократии, если освободить демократическую технику от светской демократической веры.

Россия имеет все возможности участвовать в развитии этой полезной демократии, которая есть содержательный способ вовлечения масс населения в деятельностные и исторические процессы, предполагающие активность личности. Поэтому не существует никакого «стандарта демократии». Есть открытый, развивающийся, незавершенный проект европейской цивилизации (как и коммунизм), могущий и обязанный иметь уникальные национально-исторические варианты реализации. В том числе и в плане процедурно-формальном.

Поэтому правильнее в плане проектной демократии говорить о демократизации управления, а не о демократизации власти. Первая должна сделать процессы управления публичными и доступными, превращать управление в самоуправление. Вторая – демократизация власти – в современном мире служит для дробления крупных многонациональных государств на этнические общины и группы местного эгоизма.

Необходимость дальнейшей демократизации управления стоит равным образом и перед Россией, и перед континентальной Европой, и перед США. В своей основе она представляет собой, прежде всего, раскрытие и освоение закрытого олигархической, сословной (и государственной) тайной социального знания о действительной истории и действительном устройстве общества.

Формирование и осознание собственного и общего публичного интереса большими группами (массами) людей есть непременное условие участия населения в политической жизни. Гражданин должен быть способен разобраться в том, что есть зло, а что есть благо для него самого, для его семьи, для его общины, для его страны. А разобравшись, должен быть способен сделать правильный политический выбор, который «нелинеен» и не может быть простым «зеркальным» отражением экономических, этических и других частных устремлений. Только такая конструкция самоопределения позволяет говорить о действительных интересах гражданина. Такая способность к политическому самоопределению есть основное и единственное условие его устойчивости (иммунитета) от внешней идеологической и политической интервенции. Она же должна лежать в основе процедур, порождающих права на участие во власти, осуществление государственных полномочий.

Нашей проектной задачей является в том числе формирование общественных движений нового типа, способных формулировать и отстаивать интересы больших групп населения страны, в пределе – национальные (имперские) интересы за пределами открытого сословия. Такие движения сами не являются актантами воспроизводства власти в отличие от политических сословных сил. Главное назначение этих движений заключается в участии в публичной дискуссии, обязательной для политических сил открытого сословия, а отнюдь не в проявлении лояльности к одной из них.

К началу ХХ века социализм окончательно стал основной действительной идеологией цивилизованных европейских стран континента. Мы не были исключением. Так что вопрос был только в том, кто какую модель социализма разовьет.