Маргарет Макмиллан - Война, которая покончила с миром. Кто и почему развязал Первую мировую

Усиление присутствия США в мире заставило американское общество с неудовольствием осознать, что в новых обстоятельствах стране придется вкладывать средства в постройку современного военного флота – да еще такого, чтобы он мог действовать и в Тихом, и в Атлантическом океанах. В 1890 г., когда даже ма ленькая Чили имела более сильные ВМС, чем Соединенные Штаты, конгресс неохотно одобрил заказ первых трех современных броненосцев. Рост военной мощи США сопровождался изменениями во внешней политике страны – американское правительство все более энергично отстаивало свои интересы на международной арене. В 1895 г. госсекретарь Ричард Олни повысил статус американских представителей за границей, официально объявив их послами, чтобы они на равных общались со своими коллегами-дипломатами из других государств. Упрямый и драчливый Олни вмешался в конфликт между Великобританией и Венесуэлой, которые спорили из-за начертания границ последней с Британской Гвианой (ныне – Гайана). Олни предостерегал британского премьер-министра Солсбери: «В настоящее время Соединенные Штаты являются единственным хозяином на этом континенте, и их слово – закон для любого вопроса, в который они сочтут нужным вмешаться». Он также добавлял, что «безграничные ресурсы и изолированное положение США делают их положение господствующим и неуязвимым для любой державы или даже для всех». У Солсбери эти слова вызвали раздражение, но у Великобритании хватало проблем и в других местах, а потому он удовлетворился тем, что вопрос о границе был передан в арбитраж. Когда в 1898 г. США отняли у Испании Кубу и Пуэрто-Рико, Британия тоже ничего не предприняла. В последующие годы Великобритания не проявила никакого интереса к постройке канала через Панамский перешеек и даже отозвала домой свою карибскую эскадру, благодаря чему фактически уступила господство в регионе Соединенным Штатам.

Человеком, который в наибольшей степени воплощал эти новые тенденции в американской внешней политике, был Теодор Рузвельт, первым и самым важным достижением которого была его собственная биография. Болезненный, лишенный обаяния ребенок из влиятельной семьи, он практически одной силой воли воспитал в себе смелого и отчаянного ковбоя, исследователя, путешественника и охотника. В его честь назван даже знаменитый плюшевый медвежонок Тедди. Он также был героем войны с Испанией и участником атаки на холм Сан-Хуан – пусть даже его многочисленные критики и отмечали потом, что в своих мемуарах Рузвельт представил все так, будто выиграл войну в одиночку. Генри Джеймс описывал Рузвельта как «просто ужасное воплощение невероятной и чудовищной шумихи» и называл его «король Теодор». Рузвельтом двигали амбиции, тщеславие и идеализм. Его дочь, как известно, заметила однажды: «Мой отец всегда хотел быть младенцем на каждых крестинах, невестой на каждой свадьбе и покойником на всех похоронах». В сентябре 1901 г. Рузвельт стал президентом, так как анархист смертельно ранил президента Уильяма Маккинли. Бывшему вице-президенту нравился новый пост – он называл его «превосходной кафедрой», – а особое удовольствие ему доставляло руководство внешней политикой США [22] Herring, From Colony to Superpower , 345. .

Как и многие его соотечественники, Рузвельт был убежден, что США должны стать силой, несущей в мир благо, способствующей распространению демократии и свободной торговли – идеалов, которые он полагал взаимосвязанными. В своем первом послании к конгрессу в 1901 г. он сказал: «Хотим мы того или нет, но отныне мы должны понимать, что у нас в международных делах есть не только права, но и обязанности». Он также дал понять, что под его руководством США будут подкреплять свои добрые намерения наличием военной мощи, а это подразумевало постройку сильного флота: «Ни один из элементов нашей политики, внешней или внутренней, не является более важным для нашей чести, материального благополучия и, прежде всего, для защиты нашего народа в будущем». Рузвельт всегда был увлечен морем и кораблями, чем походил на своего современника – германского императора Вильгельма II. А потому его слова не разошлись с делом. Когда в 1898 г. Рузвельт стал вице-президентом, американский флот имел 11 эскадренных броненосцев, а к 1913 г. их было уже 36, что делало его третьим в мире после британского и германского. Экономический рост Соединенных Штатов и их нарастающий военный потенциал тревожили европейцев. Если англичане решили приспособиться к новым реалиям, то германский император время от времени говорил о необходимости объединения европейских держав перед лицом вызова, который США и Япония могли бы бросить Европе по отдельности или сообща. Будучи человеком непоследовательным, кайзер также порой обсуждал возможность взаимодействия с США для противостояния Японии. Перспектива же того, что в наступающем веке Соединенные Штаты смогут сами деятельно вмешаться в европейские дела и даже два раза поучаствовать в великих войнах Европы, конечно, показалась бы Вильгельму и большинству европейцев (а равно и американцев) совершенно фантастической.

Опыт только что миновавшего столетия явным образом показывал, что мир – а особенно Европейский регион – все дальше уходил от угрозы войны. За немногими исключениями, державы Европы после победы над Наполеоном образовали «европейский концерт» и успешно разрешали возникающие международные конфликты. Первые лица государств привыкли консультироваться друг с другом, а образованные из их представителей комитеты часто собирались для разбора неотложных дел – вроде турецких долгов иностранным кредиторам. Этот «концерт» поддерживал мир с 1815 г., гарантируя соблюдение договоров, настаивая на соблюдении прав наций, подталкивая к мирному решению споров… А там, где это было необходимо, более слабые государства могли быть и «призваны к порядку». Сложившийся институт был неформальным, но он обеспечивал надежные способы организации международных отношений и в этом качестве хорошо послужил нескольким поколениям европейцев.

Прогресс шел рука об руку с миром, а потому Европа 1900 г. была совсем не та, что за сто лет до этого. Она стала бесконечно богаче и куда более стабильней. Конференции, происходившие на Парижской выставке во дворце собраний, отражали общие надежды на еще более светлое будущее. Всего прошло около 130 мероприятий, посвященных, включая дискуссии о положении и правах женщин, социализму, борьбе с пожарами, вегетарианству и философии [23] Cronin, Paris on the Eve , 37. . Там же проходил 9-й Всеобщий мирный конгресс, получивший за свою работу большой приз выставки. «Повсюду в мире стояла удивительно беззаботная атмосфера, – писал Цвейг, – ведь что могло бы прервать всеобщее развитие и встать на пути у этой энергии, черпающей силы из самой себя?» Европа никогда не была сильнее, богаче и прекраснее и никогда так пылко не верила в наступление еще лучшего будущего [24] Zweig, The World of Yesterday , 216. .