Маргарет Макмиллан - Война, которая покончила с миром. Кто и почему развязал Первую мировую

Современность бросала вызов старым порядкам не только на селе, но и в городе. Люди религиозные все еще почитали иконы, верили в чудеса и духов, тогда как разбогатевшие промышленники активно приобретали работы Матисса, Пикассо и Брака, создавая величайшие мировые коллекции современного искусства. Традиционные формы русского народного творчества соседствовали с экспериментами в области литературы и не только, – в это время Станиславский и Дягилев произвели революцию на сцене. Смелые писатели проверяли на прочность устоявшиеся нормы морали, но в то же время в обществе шел процесс «духовного возрождения» и поисков глубинного смысла жизни. Реакционеры мечтали о возвращении в допетровские времена, свободные от европейского влияния, а радикальные революционеры (многие из которых, как Ленин и Троцкий, тогда скрывались за границей), напротив, хотели сокрушить косное российское общество.

Социально-экономические изменения, которые заняли в Западной Европе более сотни лет, в России произошли на протяжении одного поколения. При этом в России отсутствовали развитые и глубоко укоренившиеся социальные институты, которые могли бы помочь впитать и «переварить» эти изменения. Британия, самая стабильная страна в Европе, в течение веков развивала свой парламент, местные советы, законы и суды – причем на этом пути ей пришлось преодолеть серьезные кризисы, включая даже гражданскую войну. Более того, британское общество развивалось медленно и неторопливо, поколение за поколением обрастая привычными практиками и институтами: университетами, торговыми палатами, клубами и ассоциациями, газетами – всей той сложной паутиной, которая образует гражданское общество и поддерживает работоспособность политической системы. Если смотреть ближе, то Германия, старый сосед России, сама по себе могла считаться новой державой, но ее города и государства тоже имели устоявшиеся традиции, располагая при этом уверенным в себе и многочисленным средним классом, который был вполне способен поддерживать прочную стабильность в обществе. Австро-Венгрия была более хрупким образованием и тоже боролась с развивающимися националистическими движениями, но и там сама система социальных институтов была более развитой, чем в России.

Чтобы описать то, через что России пришлось пройти за пару десятилетий перед Первой мировой, можно провести две современные параллели. Один из примеров такого рода – страны Персидского залива. Совсем недавно их жители вели скромный и умеренный образ жизни, а перемены в обществе происходили медленно. Но в течение одного поколения эти страны, благодаря своему внезапному обогащению, стали частью большого мира, и там, где раньше ютились саманные домишки, теперь сверкают огни Лас-Вегаса и стремительно растут небоскребы. Но у стран Залива изначально было значительное преимущество – они невелики, как территориально, так и по численности населения. Это, в свою очередь, к добру или к худу, делает их легко управляемыми – как изнутри, так и снаружи. При некоторой внешней помощи правители этих стран сумели овладеть ситуацией, а те, кому это не удалось, были быстро заменены. Но для русского царя масштабы проблемы были бесконечно больше: он должен был каким-то образом удержать под контролем Россию, колоссальную и многообразную страну, где огромным было все – как население, так и расстояния.

Поэтому вторым примером для сравнения мы изберем Китай. Китай тоже столкнулся с вызовами новой эпохи, находясь под прискорбно дурным управлением негодного правительства. Там точно так же отсутствовали прочные социальные институты, которые могли бы облегчить переход от одного общественного уклада к другому. Китаю понадобилось полвека и огромные человеческие жертвы, чтобы проделать путь от революции против прежней династии к установлению стабильного коммунистического режима. При этом можно утверждать, что Китай все еще пытается выстроить систему социальных институтов, которая позволила бы ему в дальнейшем избежать роста неэффективности и коррупции. Нет ничего удивительного и в том, что российское общество буквально трещало и гнулось от напряжения в процессе перехода от старого к новому. Если бы у России было в запасе достаточно времени и если бы она сумела избежать дорогостоящих войн, то все могло бы разрешиться благополучно. Вместо этого в течение десяти лет Россия оказалась втянута в целых две войны, причем вторая была куда более пагубной, чем первая. Многие российские руководители вполне осознавали опасности, которые могла повлечь за собой война. К 1914 г. это не было тайной и для самого царя. Однако некоторые из них испытывали искушение сгладить общественные разногласия, объединив общество во имя благородного дела. Утверждают, что в 1904 г. министр внутренних дел Вячеслав Плеве сказал, что России нужна «маленькая победоносная война», которая отвлекала бы массы от «политических вопросов» [443] McDonald, United Government , 71; Lincoln, In War's Dark Shadow , 225. . Русско-японская война показала всю ошибочность этой точки зрения. В первые же ее месяцы самого Плеве убили бомбой эсеры, а к ее концу недавно возникшая партия большевиков даже пыталась взять под контроль Москву. Война лишь усилила недовольство населения текущими порядками и обострила противоречия. По мере того как становились очевидными все новые недостатки российской военной организации, будь то ошибки командования или перебои в снабжении, усиливалась и критика, направленная уже не только в адрес правительства, но и против самого царя, что было вполне естественно в условиях характерной для самодержавия персонализации власти. В Санкт-Петербурге распространялась карикатура, на которой японский офицер порол Николая II, а тот на вопрос, не поддержать ли ему рубашку, отвечал: «Не нужно, я самодержец!» [444] McDonald, United Government , 71, 73. Как и во времена Великой французской революции, с которой у революции русской вообще было много сходных черт, события 1905 г. сломали множество табу, включая в этот список и почтение к царствующему монарху. Столичные чиновники видели дурное предзнаменование в том, что императрица повесила в своих покоях портрет Марии-Антуанетты, который ей преподнесло французское правительство [445] Lieven, Nicholas II , 144. .

22 (9) января 1905 г. гигантская процессия рабочих и членов их семей, одетых в лучшее платье и распевающих церковные гимны, двинулась к Зимнему дворцу, чтобы представить царю петицию с требованиями широких политических и экономических реформ. Многие из них все еще считали царя своим «вторым отцом» и верили, что для перемен к лучшему достаточно лишь рассказать ему о народных бедствиях. И без того нервничавшие власти вызвали войска, которые обрушились на шествие, стреляя прямо в толпу. К концу дня несколько сот человек было убито и ранено. Кровавое воскресенье дало старт череде событий, послуживших генеральной репетицией революции 1917 г. и едва не ставших настоящей премьерой этой драмы. В течение всего 1905 г., который вдовствующая императрица назвала «кошмарным», и до самого лета 1906 г. Россия была охвачена забастовками и акциями протеста. Некоторые населявшие Российскую империю народы увидели в этом возможность получить независимость, и по регионам Прибалтики, Польше и Кавказу прокатилась волна массовых выступлений. Крестьяне отказывались платить помещикам за аренду, а в некоторых местах даже захватывали как землю, так и скот, грабя при этом богатые поместья. Около 15 % помещичьих усадеб России было сожжено в этот период [446] Figes, A People's Tragedy , 179–86. . Зловещим предзнаменованием стало еще и то, что летом 1905 г. на Черном море взбунтовался экипаж броненосца «Потемкин».