Вадим Кассис - За кулисами диверсий

Но вернемся к курсам «следователей». По окончании теоретической части начались практические занятия. Каждый курсант должен был выступать в роли «следователя» и в роли русского «военнопленного». Перед «следователем» лежала шпаргалка с вопросами, которые он должен был задавать «пленному» и определить, говорит тот правду или лжет. Курсант — «военнопленный» получал «биографию» и сценарий, который он должен был запомнить наизусть. Вот один из примеров такого «сценария», который остался в моей памяти. «Вы ефрейтор Смирнов Петр Сергеевич, 25‑го артиллерийского полка, 3‑й роты. Командир батареи — капитан.., его помощник — лейтенант… когда началась война, ваша часть располагалась в городе Смоленске. В ночь на,., ваше подразделение посадили на грузовики вместе с оружием и вещами и повезли на запад. По пути вы встречали машины с боеприпасами, эшелоны с танками, инженерные войска и т. д. В районе Бреста, неподалеку от леса, вы попали в засаду и вас взяли в плен. Вы решили ничего не говорить «следователю», кроме имени, года рождения и личного номера…» Запомнивший эту «биографию» курсант помещался в темной комнате. Внезапно загоралась сильная лампа, направленная прямо ему в лицо, и допрос начинался…

К этому времени я уже долго занимался изучением русского языка и достиг, надо сказать без ложной скромности, немалых успехов, что, кстати, и заметил подполковник Колперт. И вот как–то мне предложили попробовать исполнить роль «пленного». Мои успехи превзошли все ожидания. На некоторое время я превратился в профессионального «подследственного». Вживаясь в «биографии» моих ролей, я и обратил внимание на то, что советские военнослужащие попадают в «плен» почему–то в русских городах. «Кто же агрессор в таком случае?» — думалось мне, и эта мысль начала сверлить мозг днем и ночью… «Лучше один раз увидеть, чем сто раз прочитать», — кажется, так утверждал неаполитанец Марко Поло, предпочитавший книгам путешествия. Я решил при случае попросить начальство направить меня в Советский Союз для стажировки. Мне не терпелось познакомиться с народом, который отдал 20 миллионов жизней, чтобы спасти мир от гитлеровской чумы, который первым послал в космос человека и о котором столько шумела западная пропаганда…

Однако удобного случая для разговора на эту тему как–то не представлялось. Но, как говорит старая восточная пословица: «Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе». Он, этот «Магомет», явился ко мне в образе подполковника Колперта, с которым я встретился однажды уже после прекращения работы курсов в кабинете моего рыжего шефа.

— Ян, подполковник Колперт назначен военным атташе в Москву. Он неплохого мнения о тебе.

— Очень приятно. Поздравляю вас, господин подполковник. Спасибо.

— Но ему нужен помощник, разбирающийся в авиации.

— Чем могу служить?

— Тем, что поедешь в Москву. Как, подполковник, подходит наша кандидатура?

— Конечно, подходит. Если я не ошибаюсь,, он производит впечатление славного малого.

Потом, обращаясь ко мне, добавил:

— Я буду доволен, если вы согласитесь. Ваше знание языков, особенно русского, мне очень помогло бы.

Итак, вроде бы все складывалось самым наилучшим образом. Фортуна подкинула мне из своего рога изобилия неожиданный и приятный сюрприз в лице подполковника Колперта, который согласился взять меня в Москву. Наконец–то появилась реальная возможность увидеть столицу таинственной страны за «железным занавесом». Но я никогда не верил в легкие решения сложных проблем. «Где больше ума, там меньше везенья, где больше везенья, там меньше ума». Примерно так звучит в переводе с древнегреческого одно из изречений Аристотеля. Я не считал себя любимцем фортуны и поэтому решил еще раз переговорить с глазу на глаз с Колпертом, чтобы получить от него подтверждение ранее данного обещания. Такой разговор состоялся через несколько дней после нашей встречи у «Рыжего».

— Разрешите, господин подполковник?

— Заходите, Ван Энгеланд. Чем могу служить?

— Я хотел бы вернуться к нашему разговору в отношении Москвы. Если вы не передумали и не подобрали другого человека на место, обещанное мне, то я готов ехать.

— Нет, у меня не возникло за это время никаких сомнений по поводу вашей кандидатуры. Более того, я уже говорил о вас с генералом. Так что подавайте рапорт. Я вас поддержу.

Поблагодарив подполковника, я, не теряя времени, принялся за составление прошения о предоставлении должности помощника бельгийского военного атташе в Москве и через три недели получил официальное уведомление об удовлетворении моей просьбы.

Наступили лихорадочные дни. Честно говоря, я не знад, с чего начинать: то ли с теории, то лк с практики. Читать ли книги и справочники по Советскому Союзу или шить меховую шубу на случай «сибирских» морозов? И вообще что брать с собой, имея в виду такие незнакомые мне понятия, как русская зима, гастрономы, рубли, несоизмеримость масштабности расстояний и образа жизни по сравнению с бельгийскими мерками. Между тем подполковник Колперт уехал на несколько дней в Москву, чтобы на месте ознакомиться с обстановкой и делами своего будущего «хозяйства». Я с нетерпением ожидал его возвращения, чтобы посоветоваться, так сказать, со свежим «москвичом». Однако его впечатления от командировки внесли в мою душу больше сомнений, чем ясности. Впрочем, может быть, потому, что подробной беседы у нас не получилось — подполковник куда–то очень торопился, да и настроен он был весьма агрессивно. «Не знаю, что вам посоветовать, — ворчливо говорил он. — В магазинах ничего нет, кроме хлеба, да и то черного. Так что запасайтесь всевозможными консервами в расчете на год — до очередного отпуска… Я уже не говорю о носильных вещах и других предметах обихода. Цены на них фантастические».

Забегая вперед, скажу, что сейчас, просматривая свои дневники, которые я вел в Москве в течение многих лет, не могу без улыбки читать строки о том, как гремели банки с консервированными овощами, мясом, рыбой, паштетом и молоком… Как гремели они потом, когда уборщица выбрасывала их, уже протухшие, на помойку… А цены, например, на фотоаппараты, часы, сигареты — на все то, чем я потом одаривал своих друзей в родных пенатах, оказались действительно фантастическими. Фантастически низкими по сравнению с теми, по которым продавались такие же товары в брюссельских магазинах. Но все это было потом. А тогда я приехал в аэропорт экипированный, не хуже, чем Амундсен накануне экспедиции на Северный полюс…

«Каравелла», подпрыгнув, оторвалась от бетонной дорожки брюссельского аэродрома. Светило щедрое мартовское солнце. В салоне самолета, где мне было отведено место, находились двенадцать пассажиров. Хорошо, что не тринадцать. Мне это число не нравилось. В общем–то я не суеверен, особенно когда стою на земле, а вот в небе, рядом с господом богом… За время работы в авиации пришлось видеть всякое. «А не так уж много летит желающих посетить Страну Советов», — подумал я. Неподалеку сидела симпатичная девушка, строгая и молчаливая. Она явно намекала своим поведением на то, что не желает ни с кем заводить знакомство. Наверное, сотрудница какого–нибудь советского учреждения в Брюсселе. Кстати, и подполковник Колперт говорил мне, что русские до удивительности нелюдимые и подозрительные люди. Я ошибся. Таинственная незнакомка оказалась новой стенографисткой бельгийского посольства в Москве Сильвией Стерке. Ей, между прочим, потом подложил большую свинью военный атташе, нет, не Колперт, а приехавший вместо него полковник Годе. Но об этом особый разговор… Никаких загадок не представили двое веселых пассажиров, которые сразу же после взлета вытащили бутылку виски и начали к ней активно прикладываться. С каждым глотком лихие американцы становились все более шумливыми. К посадке в Варшаве они явно перебрали и поднялись со своих кресел только после третьей попытки. По сравнению с «Рыжим» они, конечно, были слабы. Я вспомнил о своем бывшем шефе с большой теплотой. Он дал отличную характеристику на меня начальнику разведуправления, с которым довелось побеседовать за день до отлета в Москву.