Петр Валуев - Дневник П. А. Валуева, министра внутренних дел. 1861 год

Дела Царства Польского и западных губерний также представляли ряд постоянно возникавших или возобновлявшихся затруднений. Назначение гр. Ламберта наместником в Царстве состоялось после нескольких колебаний в надежде на его ум, приятные формы, ловкость и предполагавшуюся твердость. Он вообще считался лицом, близким к государю или по крайней мере пользующимся особым его расположением. Это предположение не было вполне основательным, но оно поддерживалось в глазах публики близкими отношениями гр. Ламберта к гр. А. Адлербергу и к гр. Ф.Т. Баранову. Сначала был решен один вопрос о наместничестве, другой – о назначении главнокомандующим армией в Царстве – обсуживался в присутствии государя, в его кабинете в Петергофе. В совещании участвовали кн. Горчаков, кн. Долгоруков, ген.−ад. Милютин, сам гр. Ламберт и я. Дело шло об отделении или неотделении военной части от высшего гражданского управления. В пользу отделения высказывались кн. Горчаков, кн. Долгоруков и я, причем я ссылался на пример Англии, которая в Ирландии и Индии даже в критические эпохи не соединяла в одних руках двух высших властей, военной и гражданской. Милютин настаивал на их соединении, утверждая, что без соблюдения этого условия не может быть единства направления и даже согласия действий по гражданской и военной частям. Гр. Ламберт молчал. Государь колебался. Наконец, он обратился к гр. Ламберту с вопросом о его мнении, присовокупив, что так как ему придется управлять Царством, то и его взгляд на дело желательно знать. Гр. Ламберт высказался в пользу соединения властей и затем вопрос был решен в этом смысле без дальнейших рассуждений. Гр. Ламберт, один из младших ген.−лейтенантов, дотоле ничем не командовавший, кроме л.−гв. конного полка, и ничем не управлявший, кроме южных военных – поселений, был произведен в полные генералы и назначен как наместником, так и главнокомандующим в Царстве.

По делам Западных губерний почти единственным и притом постоянным моим союзником в высших правительственных сферах был кн. Долгоруков. Отношения к нему были всегда ровны и приятны. Мы переписывались почти ежедневно, иногда по нескольку раз в день, и я этим пользовался для доведения до государя сведений и мыслей, которые в междудокладные дни мне представлялось неудобным доводить до него письменно. Кн. Долгоруков видел его часто и докладывал мои записки.

Образчиком такой переписки и примером доверия, которое мне оказывал кн. Долгоруков, может служить прилагаемая записка от 12 июля из Красного Села (Приложение 1). Она относится до моих предположений об учреждении полицейских судов для разбора дел о политических манифестациях, и в ней кн. Долгоруков говорит: «Moi, de mon coteje vous passe mes pleins pouvoirs sans condition aucune tant sur la conclusion que sur la redaction definitive de la note» («Я, с своей стороны, передаю Вам без всяких условий свои неограниченные полномочия, как по заключению, так и по окончательной редакции записки» (фр.) ).

Государь предпринял поездку в Крым 6-го или 7-го августа. В записке от 6-го, написанной перед выездом из Петербурга, кн. Долгоруков следующим образом выражается об особом негласном совете, который на время отсутствия его величества учреждался под председательством вел. кн. Михаила Николаевича: «Je ne sais si l'empereur vous a dit de causer quelquefois avec… le gr. due Michel sur ce qui pourra demander une espece de consultation, quant a la fermetation qui regne en general dans toutes les classes. Schouvaloff, Путятин et Милютин ont recu des ordres de s. m. la dessus. Ce ne seraient que des causeries entre vous cinq dons Schouvaloff me fera connaitre le sujet et pour lesquelles s. a. i. vous invitera problement» («Я не знаю, говорил ли вам император, что нужно изредка беседовать с вел. кн. Михаилом о том, что может потребовать консультации в отношении брожения, которое царит в общем во всех классах. Шувалов, Путятин и Милютин получили приказ его величества по этому поводу. Это будут всего лишь неофициальные беседы между вами пятью (Впоследствии, по крайней мере для некоторых дел, к нам был присоединен ген. Чевкин. (См. выше. Прим. автора). ); с содержанием бесед меня познакомит Шувалов и на них е.и. высочество, очевидно, пригласит вас» (фр.) ).

Таким образом, когда первый раз был учрежден подобный негласный высший Совет на время продолжительного отсутствия государя из столицы, предметом его ведения должны были быть исключительно дела политического свойства и Совету усваивалось по преимуществу совещательное значение. О результате его совещаний начальник III отделения и жандармского штаба должен был извещать шефа жандармов. Впоследствии таким Советам предоставлялось право решать известные дела высочайшим именем и о его совещаниях представлялись государю председательствовавшим в нем вел. князем и заведовавшим его делопроизводством государственным секретарем особые мемории.

Назначение адмирала гр. Путятина министром народного просвещения состоялось, кажется, в июне 1861 года. Я помню то заседание Совета министров в Царском Селе (по делу ведомства Министерства народного просвещения), в котором гр. Путятин неожиданно для большинства членов Совета оказался в числе присутствовавших. О нем уже говорили в городе, как о кандидате на эту должность, но почти никто не считал вопроса о том решенным или даже близким к разрешению. Поводом к выбору гр. Путятина было состояние наших учебных заведений и в особенности университетов, где более и более ослаблялась дисциплина и распространялись социалистические и материалистические учения. Гр. Путятин был известен за человека набожного, даже склонного к религиозному ригоризму, и слыл человеком с твердым характером и железной волей. Вся его внешность имела аскетический оттенок и я помню впечатление, им оставленное во мне после вышесказанного заседания Совета. Мысли о религиозном направлении образования юношества я вполне сочувствовал. Всматриваясь в резкие, бледные, почти изможденные черты лица гр. Путятина, замечая неподвижность выражения этого лица и припоминая рассказы о твердости и сосредоточенности в самом себе, обнаруженных им во время его экспедиции в Японию, я думал, что Министерство народного просвещения передается в сильные и даже жесткие руки. Гр. Путятин в генерал-адъютантском мундире как-то и почему-то напоминал мне латинских кардиналов времен Филиппа II-го, и я конечно не предугадывал, что не далее как через три месяца при первой вспышке беспорядков в Санкт-Петербургском университете этот непреклонный аскет, кардинал, адмирал и генерал-адъютант, окажется нерешительным, ненаходчивым, нестойким – одним словом несостоятельным в кругу тех обязанностей, которые были на него возложены. (Карлсбад, 9/21 июня 1868). См. т. I, лл. 53–58.

Я уже тогда имел в виду для наложения узды на польских помещиков в западных губерниях принятие мер, которые были бы для них ощутительны в денежном отношении. Но я предлагал их в регулярной форме, с известными ограничениями и для известных случаев. На том же самом основании я предлагал в следующем году установление особого денежного сбора. Я говорил, что если преступные заявления и стремления местного дворянства и других обывателей края вынуждают правительство принимать чрезвычайные военные меры для охранения общественного порядка, то часть требовавшихся на то издержек по всей справедливости могла быть обращена на тех, которые вынуждали правительство к принятию таких мер. Мои предположения постоянно отклонялись, но когда мятеж вспыхнул, то пошли гораздо далее этих предположений и ввели в действие под наименованиями процентных сборов, штрафов, сборов для вознаграждения разных убытков и т. п. систему полного произвола местных начальств в отношении к имуществу местных жителей. (Карлсбад, 9/21 июня 1868). См. т. I. л. 59.