Алекс Бертран Громов - Сталин и Берия. Секретные архивы Кремля. Оболганные герои или исчадия ада?

В вопросах оперативного искусства в начале войны он разбирался плохо. Ощущение, что он владеет оперативными вопросами, у меня лично начало складываться в последний период Сталинградской битвы, а ко времени Курской дуги уже можно было без преувеличения сказать, что в этих вопросах он чувствует себя вполне уверенным.

Что касается вопросов тактики, строго говоря, он не разбирался в них до самого конца войны. Да, собственно говоря, ему как Верховному Главнокомандующему и не было прямой необходимости разбираться в вопросах тактики. Куда важнее, что его ум и талант позволили ему в ходе войны овладеть оперативным искусством настолько, что, вызывая к себе командующих фронтами и разговаривая с ними на темы, связанные с проведением операций, он проявлял себя как человек, разбиравшийся в этом не хуже, а порой и лучше, своих подчиненных…

Профессиональные военные знания у Сталина были недостаточными не только в начале войны, но и до самого ее конца. Однако в большинстве случаев ему нельзя было отказать ни в уме, ни в здравом смысле, ни в понимании обстановки. Анализируя историю войны, надо в каждом конкретном случае по справедливости разбираться в том, как это было. На его совести есть и такие приказы и настояния, которые плохо и вредно сказывались на деле. Но большинство его приказов и распоряжений были правильными и справедливыми».

9 января 1945 года Гудериан, отправившийся на прием к Гитлеру, взял с собой начальника разведки на востоке генерала Гелена, который, используя принесенные карты и схемы, пытался объяснить верховному главнокомандующему Германии опасность положения немецких войск накануне ожидаемого наступления русских на севере. По словам Гудериана, «Гитлер окончательно потерял самообладание, заявив, что карты и схемы „абсолютно идиотские“, и приказал, чтобы я посадил в сумасшедший дом человека, подготовившего их. Тогда я вспылил и сказал: „Если вы хотите направить генерала Гелена в сумасшедший дом, тогда уж отправляйте и меня с ним заодно“». Гитлер ответил, что на Восточном фронте «еще никогда ранее не было такого сильного резерва, как сейчас», на что Гудериан возразил: «Восточный фронт подобен карточному домику. Если его прорвут хотя бы в одном месте, все остальное рухнет».

Спустя три дня его слова сбылись – советская группа армий под командованием И. С. Конева прорвалась южнее Варшавы и устремилась в Силезию, а армии под командованием Жукова форсировали Вислу к северу и югу от Варшавы. Это было одно из крупнейших наступлений Красной армии за всю войну. Остановить победоносные советские войска никто не мог…

В Екатерининском зале Кремля 28 марта 1945 года был дан обед в честь президента Чехословакии (проживавшего последние годы в вынужденной эмиграции) Э. Бенеша, в тот момент возглавлявшего эмигрантское правительство в Великобритании.

На этом приеме Сталин выступил дважды. В своем первом выступлении (вошедшем в его «Сочинения»), после того как были провозглашены тосты за Красную армию, вождь неожиданно заявил: «Все хвалят нашу Красную Армию. Да, она это заслужила. Но я хотел бы, чтобы наши гости, будучи очарованы Красной Армией, не разочаровались бы потом.

Дело в том, что сейчас в Красной Армии находится около 12 млн человек. Эти люди далеко не ангелы. Эти люди загрубели в годы войны. Многие из них прошли в боях 2000 километров: от Сталинграда до середины Чехословакии. Они видели на своем пути много горя и зверств. Поэтому не удивляйтесь, если некоторые наши люди в вашей стране будут держать себя не так, как нужно. Мы знаем, что некоторые малосознательные солдаты пристают и оскорбляют девушек и женщин, безобразничают. Пусть наши друзья-чехословаки знают это сейчас, для того чтобы очарование нашей Красной Армией не сменилось бы потом разочарованием».

Расплата! Это слово вовсю звучало в советских войсках, вступивших на немецкую землю. В книге писателя и историка С. Рыбаса «Сталин» обстановка перед штурмом нацистского Берлина описана следующим образом: «Советская пропаганда не давала утихнуть жажде справедливой мести: почти каждый воин Красной армии имел свой личный счет к немцам в лице погибших родителей, детей, жен, сестер и братьев. И. Эренбург в статье «Расплата» писал: «Кто нас остановит? Генерал Модель?{Один из наиболее известных генералов вермахта; отличался крайней жестокостью по отношению к советскому гражданскому населению и партизанам. 21 апреля 1945 года, убедившись в окончательном развале войск, застрелился.} Одер? Фольксштурм?{Отряды народного ополчения Третьего рейха, созданные в последние месяцы войны для отражения натиска союзников на территории Германии; планировалось поставить под ружье не менее шести миллионов мужчин в возрасте от 16 до 60 лет.} Нет, поздно. Кружитесь, кричите, войте смертным воем – настала расплата».

Когда Красная армия вступила на землю Германии, личные счеты к фашистскому режиму и действие пропаганды (плакаты, газеты, кино, хлесткие публикации И. Эренбурга и других известных писателей, призывавшие: «Убей немца!») привели к тому, что ненависть распространилась не только на вражескую армию и ополчение, но и на все немецкое. Некоторые советские военнослужащие (в том числе и штрафники) начали мстить, убивать, грабить, насиловать…

Отцам-командирам пришлось начать не только карательную, но и разъяснительную работу среди бойцов. Так это описывал в своих воспоминаниях полковник в отставке А. В. Пыльцын, вскоре расписавшийся на стенах поверженного рейхстага: «Ведем борьбу на уничтожение фашизма и войск его, олицетворяющих звериный, кровавый гитлеровский „новый порядок“. Но помним слова: „Гитлеры приходят и уходят, а народ германский остается“.

Наверное, не единичные такие случаи, какой видели мы здесь, и вынудили Ставку Верховного Главнокомандования вскоре издать строжайший приказ о жестоком наказании, вплоть до расстрела, тех, кто будет вымещать свою, пусть и понятную, ненависть к фашизму на мирном населении. И, как показало время, это обуздание эмоций мстителей очень быстро дало свои результаты. Насколько действенным был этот приказ, говорит то, что уже к началу Берлинской операции к нам в штрафбат поступило несколько человек, осужденных за подобные действия».

Служба в штрафных частях не только являлась альтернативой крайним мерам военного времени (расстрелу и заключению), но и давала «провинившемуся» (вольно или невольно) шанс вернуть себе честное имя, вернуться «к людям» обычным человеком, а не преступником. Поэтому не случайно В. В. Карпов, сам прошедший через штрафную роту, сказал, что для штрафников самая высшая «награда – это возвращение имени обыкновенного, честного, чистого перед Родиной человека».