Алекс Бертран Громов - Сталин и Берия. Секретные архивы Кремля. Оболганные герои или исчадия ада?

Троцкий был уверен, что вывезти архив ему не позволят, однако прибывшие за ним чекисты никаких указаний насчет бумаг не имели и поэтому не препятствовали.

В книге Ю. Фельштинского и Г. Чернявского «Лев Троцкий. Оппозиционер» описан драматичный отъезд Троцкого с близкими в эмиграцию: «На рассвете 22 января Троцкий, его супруга и сын Лев были усажены в конвоируемый автобус, который отправился по накатанной снежной дороге по направлению к Курдайскому перевалу. Через сам перевал удалось проехать с огромным трудом. Бушевали снежные заносы, мощный трактор, который взял автобус и несколько попутных автомобилей на буксир, сам застрял в снегу. Несколько человек сопровождения скончалось от переохлаждения. Семью Троцкого перегрузили в сани. Расстояние в 30 километров было преодолено более чем за семь часов. За перевалом состоялась новая пересадка в автомобиль, который благополучно довез всех троих до Фрунзе, где они были погружены в железнодорожный состав. В Актюбинске Троцкий получил правительственную телеграмму (это была последняя правительственная телеграмма, которая оказалась в его руках), сообщавшую, что местом его назначения является город Константинополь в Турции».

Гражданства Троцкого и его семью не лишили. На первые расходы в Турции им было выдано полторы тысячи долларов.

31 января 1929 года состоялось совместное заседание Политбюро и Президиума Центральной контрольной комиссии, на котором Н. И. Бухарин, А. И. Рыков и М. П. Томский были официально обвинены во фракционной деятельности. В ответ они сделали заявление, направленное против Сталина. Тот немедленно обрушился на фракционистов: «Это группа правых уклонистов, платформа которой предусматривает замедление темпов индустриализации, свертывание коллективизации и свободу частной торговли. Члены этой группы наивно верят в спасительную роль кулака. Беда их в том, что они не понимают механизма классовой борьбы и не видят, что на самом деле кулак – это заклятый враг Советской власти». Далее Сталин припомнил, что еще до революции Ленин называл Бухарина «дьявольски неустойчивым» – и теперь тот оправдывает такое мнение, начав тайные переговоры с троцкистами.

11 июля 1929 года Совет народных комиссаров СССР принял постановление «Об использовании труда уголовно-заключенных», которое предписывало направлять осужденных на срок от трех лет в исправительно-трудовые лагеря под контролем ОГПУ. Постановление имело гриф «не подлежит опубликованию».

Тем же самым постановлением ОГПУ указывалось на необходимость увеличить существующие лагеря и создать новые – в отдаленных районах Советского Союза с целью освоения этих мест и использования их природных ресурсов. Также планировалось увеличивать население диких краев условно-досрочно выпущенными из лагеря на поселение, теми, кто, отбыв срок, не имел права жить в крупных городах или добровольно желал остаться.

Постепенно выстраивался образ страны, в которой под руководством мудрого вождя даже самые незаконопослушные элементы перевоспитываются ударным трудом, превращаясь в полноценных и сознательных граждан.

При том, что формирование культа Сталина уже разворачивалось, сам он считал необходимым поддерживать образ скромного борца за светлое будущее трудового народа. В августе 1930 года он весьма жестко одернул в письме Якова Шатуновского: «Вы говорите о Вашей „преданности“ мне. Может быть, это случайно сорвавшаяся фраза. Может быть… Но если это не случайная фраза, я бы советовал Вам отбросить принцип „преданности“ лицам. Это не по-большевистски. Имейте преданность рабочему классу, его партии, его государству. Это нужно и хорошо. Но не смешивайте ее с преданностью лицам, с этой пустой и ненужной интеллигентской побрякушкой».

Поэту Демьяну Бедному, который в декабре 1930 года пожаловался Сталину на ЦК, досталось от вождя еще сильнее: «Десятки раз ограждал Вас ЦК (не без некоторой натяжки!) от нападок отдельных групп и товарищей из нашей партии. Десятки поэтов и писателей одергивал ЦК, когда они допускали отдельные ошибки. Вы все это считали нормальным и понятным. А вот когда ЦК оказался вынужденным подвергнуть критике Ваши ошибки, Вы вдруг зафыркали и стали кричать о „петле“. На каком основании? Может быть, ЦК не имеет права критиковать Ваши ошибки? Может быть, решение ЦК не обязательно для Вас? Может быть, Ваши стихотворения выше всякой критики? Не находите ли, что Вы заразились некоторой неприятной болезнью, называемой „зазнайством“? Побольше скромности, т. Демьян…

В чем существо Ваших ошибок? Оно состоит в том, что критика недостатков жизни и быта СССР, критика обязательная и нужная, развитая Вами вначале довольно метко и умело, увлекла Вас сверх меры и, увлекши Вас, стала перерастать в Ваших произведениях в клевету на СССР. На его прошлое, на его настоящее… Нет, высокочтимый т. Демьян, это не большевистская критика, а клевета на наш народ, развенчание СССР, развенчание пролетариата СССР, развенчание русского пролетариата.

И Вы хотите после этого, чтобы ЦК молчал! За кого Вы принимаете наш ЦК? И Вы хотите, чтобы я молчал из-за того, что Вы, оказывается, питаете ко мне „биографическую нежность“! Как Вы наивны и до чего мало Вы знаете большевиков…»

К сведению

Демьян Бедный (настоящее имя – Ефим Алексеевич Придворов) первые стихи опубликовал в шестнадцать лет. После окончания Киевской военно-фельдшерской школы четыре года прослужил в армии фельдшером, потом поступил на филологический факультет Санкт-Петербургского университета. Вступил в партию большевиков, публиковался в газете «Правда», взял псевдоним Бедный из собственного стихотворения. В годы Гражданской войны занимался агитацией в Красной армии, получил орден Красного Знамени. Восхвалял Сталина, за что получил квартиру в Кремле, собрал одну из крупнейших частных библиотек в СССР. Но потом попал в опалу (в том числе за характеристики, которые давал руководству страны), был исключен из партии и союза писателей. Демьян Бедный сочинял патриотические стихи и басни, восхвалявшие Сталина и подвиги народа в годы Великой Отечественной войны.

19 декабря был отправлен в отставку с поста председателя Совнаркома А. И. Рыков. Его место занял В. М. Молотов.

На вопросы зарубежных изданий и информационных агентств Сталин отвечал достаточно регулярно. 12 января 1931 года он так отреагировал на вопрос Еврейского телеграфного агентства из США о том, как в Советском Союзе воспринимают антисемитизм: «Национальный и расовый шовинизм есть пережиток человеконенавистнических нравов, свойственных периоду каннибализма. Антисемитизм, как крайняя форма расового шовинизма, является наиболее опасным пережитком каннибализма. Антисемитизм выгоден эксплуататорам, как громоотвод, выводящий капитализм из-под удара трудящихся. Антисемитизм опасен для трудящихся, как ложная тропинка, сбивающая их с правильного пути и приводящая их в джунгли. Поэтому коммунисты, как последовательные интернационалисты, не могут не быть непримиримыми и заклятыми врагами антисемитизма. В СССР строжайше преследуется законом антисемитизм, как явление, глубоко враждебное Советскому строю. Активные антисемиты караются по законам СССР смертной казнью».