Алекс Бертран Громов - Сталин и Берия. Секретные архивы Кремля. Оболганные герои или исчадия ада?

«Нашему неожиданному приезду Иосиф был необычайно рад, – вспоминала В. Швейцер. – Мы зашли в дом. Небольшая квадратная комната, в одном углу – деревянный топчан, аккуратно покрытый тонким одеялом, напротив рыболовные и охотничьи снасти – сети, оселки, крючки. Все это изготовил сам Сталин. Недалеко от окна продолговатый стол, заваленный книгами, над столом висит керосиновая лампа. Посредине комнаты небольшая печка-буржуйка, с железной трубой, выходящей в сени. В комнате тепло; заботливый хозяин заготовил на зиму много дров. Мы не успели снять с себя теплую полярную одежду, как Иосиф куда-то исчез. Прошло несколько минут, и он снова появился. Иосиф шел от реки и на плечах нес огромного осетра. Сурен поспешил ему навстречу, и они внесли в дом трехпудовую живую рыбу.

– В моей проруби маленькая рыба не ловится, – шутил Сталин, любуясь красавцем осетром.

Оказывается, этот опытный рыболов всегда держал в Енисее свой „самолов“ (веревка с большим крючком для ловли рыбы). Осетр еле помещался на столе. Сурен и я держали его, а Иосиф ловко потрошил огромную рыбу…»

По словам Швейцер, разговор тогда зашел о войне, о работе подпольных организаций, о связи с теми большевиками, кто находился за границей, а также о суде над думской фракцией революционеров. 4 ноября 1914 года полиция арестовала в Озерках пятерых большевиков – депутатов Государственной думы. Среди них был главный редактор «Правды» Л. Б. Розенфельд (Каменев). Задержанные были участниками нелегальной конференции, где было принято воззвание следующего содержания: «Великие идеи панславизма и освобождения народов из-под власти Германии и Австрии и покорения их под власть русской нагайки явно мерзостны и гнусны… Организуйте массы, подготовляйте их к революции. Время не терпит. Близок день. Вспомните, что было после русско-японской войны». За такое пораженчество можно было заработать и обвинение в государственной измене, поэтому на последовавшем судебном разбирательстве обвиняемые старательно открещивались от него. В начале февраля 1915 года все они были приговорены к ссылке в тот же Туруханский край. Швейцер вспоминала, что именно в разговоре об этих событиях Сталин впервые назвал Каменева предателем.

Троцкий характеризовал тогдашнее отношение Сталина к Каменеву несколько иначе: «Тактика Каменева на суде оценивалась им (Сталиным) скорее со стороны военной хитрости, чем со стороны политической агитации».

Впоследствии о том, как жил Сталин в туруханской ссылке, подробно рассказал надзиравший за ним полицейский Михаил Мерзляков: «Домик Перепрыгиных был маленький, старый, грязный. Спал И. В. на деревянной койке. Освещение состояло из керосиновой пятилинейной лампочки.

Летом И. В. любил рыбачить и кататься на лодке, ловил рыбу переметами, рыболовные принадлежности доставал у приезжавших торгашей, покупал на месте, сам заготавливал лесу, любил ездить в местечко Половинка, что ниже по течению километров на 18, туда я его отпускал одного, временем я не ограничивал, иногда он на рыбалке пребывал дней до 15.

…И. В. очень любили местные жители, очень часто ходили к нему, ходил он к ним, часто просиживали у И. В. целые ночи. Он любил слушать примитивную музыку и порой веселое времяпрепровождение жителей. И. В. сам готовил себе пищу, рубил дрова, чай кипятил в чайнике на железной печке. Избушка была плоха, а поэтому грязноватая, всегда был в ней дым, стекла в окошках побиты, закрывались дыры дощечками, газетами, корочками от книг самим И. В. Жил он скромно, скудно, кормовых денег ему не хватало, местное население ему помогало. И. В. каждый раз за продукты платил жителям деньгами, помогал им деньгами всегда и в нужде, особенно батракам Перепрыгиным.

…Присылали посылки с медикаментами, которыми И. В. делился с местным населением, были случаи, когда И. В. сам лично помогал лекарством людям, заливал раны йодом, давал порошки. В Туруханском крае на каждых 15 ссыльных прикрепляли одного стражника, а к товарищам Сталину и Свердлову по одному. К товарищу Сталину приезжали инородцы (тунгусы), например Мандаков Гавриил и др. Привозили рыбу и оленье мясо, за что И. В. щедро расплачивался с ними. И. В. любил рыбу, называемую пеляткой, которая водилась в приенисейских озерах.

С инородцами И. В. часто беседовал и подолгу, о чем они беседовали, мне неизвестно. Знаю только, что им советовал мыться, бриться, стричь волосы, так как последние были очень грязные. Помню, одного он побрил и снабдил мылом. Инородцы его уважали, хорошо отзывались о нем…»

Судя по всему, отношения между стражником и ссыльным и впрямь сложились неплохие: в 1930 году уже практически всесильный Сталин заступился за своего конвоира, когда того начали преследовать за прежнюю службу.

Мерзлякова припоминаю по месту моей ссылки в селе Курейка (Турух. края), где он был в 1914–1916 годах стражником. У него было тогда одно-единственное задание от пристава – наблюдать за мной (других ссыльных не было тогда в Курейке). Понятно поэтому, что в «дружеских отношениях» с Мих. Мерзляковым я не мог быть. Тем не менее я должен засвидетельствовать, что если мои отношения с ним не были «дружеские», то они не были враждебными, какими обычно бывали отношения между ссыльными и стражниками. Объясняется это, мне кажется, тем, что Мих. Мерзляков относился к заданию пристава формально, без обычного полицейского рвения, не шпионил за мной, не травил, не придирался, сквозь пальцы смотрел на мои частые отлучки и нередко поругивал пристава за его надоедливые «указания» и «предписания». Все это я считаю своим долгом засвидетельствовать перед вами.

Так обстояло дело в 1914–1916 гг., когда М. Мерзляков, будучи стражником, выгодно отличался от других полицейских.

Чем стал потом М. Мерзляков, как он вел себя в период Колчака и прихода Советской власти, каков он теперь – я, конечно, не знаю.

В октябре 1916 года политических ссыльных вдруг было решено призвать в армию. Это оказалось неприятным сюрпризом, прежде всего для пристава Туруханского края, поскольку непонятно было, как отправить призываемых. Летний путь по воде был уже невозможен, а зимний – по льду – еще не установился, лед был слишком тонок, и даже самые легкие нарты с седоком в любой момент могли провалиться.

Злосчастный пристав в Монастырском, затерроризированный телеграммами из Красноярска, понимая, что быстро новоиспеченные призывники до места не доберутся, даже указал время отправки аж на месяц позже. Причины для беспокойства у пристава были…

«В пути от Курейки до Красноярска Сталин умышленно старался задерживаться на каждом станке, – свидетельствовала Швейцер. – Нужно было познакомиться со ссыльными, получить явку – связь с организациями и с отдельными товарищами, работающими на воле и в армии. Все это делалось замаскированно, под видом веселых встреч и проводов призывников, с песнями и пляской».