Виталий Чернявский - Операции советской разведки. Вымыслы и реальность

Шелленберг и Хёттль уверяют: расстрелом осужденных командовал маршал Блюхер. Это выдумка, как говорится, для красного словца, маршал был одним из членов Особого судебного присутствия Верховного суда, на котором председательствовал военный судья Ульрих. Приговоры приводили в исполнение коменданты НКВД Блохин и Игнатьев. Осужденным поодиночке, так сказать, в порядке живой очереди вгоняли пулю в затылок. Расстрельного взвода или команды, как пишут Хёттль и Шелленберг, никогда не было. Это в Германии и вообще на Западе традиционно действовали расстрельные команды. В Советской России поступали проще и экономнее — одна пуля в голову, и дело с концом.

К слову сказать, автору этих строк, пришедшему в центральный аппарат внешней разведки в марте 1944 года, Блохин хорошо запомнился. Это был худощавый, выше среднего роста мужчина с роскошными фельдфебельскими усами. Он руководил тогда комендатурой и дослужился до звания генерал-майора. Игнатьева я не помню. Что касается Блохина, то в самом начале «хрущевской оттепели» расстрельных дел мастера по постановлению Совета Министров СССР лишили высокого воинского звания и уволили из органов госбезопасности, как «дискредитировавшего себя за время работы»…

Возвращаясь к «делу Тухачевского», скажу, что таких нелепиц в версии Шелленберга — Хёттля не одна, не две, а гораздо больше. Не буду всех их пересчитывать. Остановлюсь лишь на эпизоде с похищением эсэсовской командой документов из архивов абвера и генерального штаба, которые потребовались для изготовления фальшивого досье.

Помните, как Гейдрих пытался получить у начальника военной разведки и контрразведки Канариса разрешение отобрать в архиве документы для служебной надобности, естественно. Но сверхосторожный шеф абвера, почуявший что-то неладное, отказался это сделать. Амбициозный Гейдрих был взбешен. Конечно, можно было уломать адмирала, но для этого требовалось время, а его у начальника Службы безопасности не было. Тогда, как поясняют Шелленберг и Хёттль, он, Гейдрих, решил ночью совершить налет на помещение архивов и похитить необходимые документы, а чтобы скрыть следы, поджечь хранилище. Отборная команда эсэсовских головорезов с шумом и гамом совершила такую топорную операцию.

Ни один мало-мальски грамотный разведчик или контрразведчик никогда не решился бы на подобную акцию, словно списанную со страниц низкопробного шпионского детектива. Она загодя была бы обречена на скандальный провал. Сочинители послевоенной версии «дела Тухачевского» ухватились за одно убийственное доказательство: пожар в архиве. Огонь действительно погулял здесь в начале мая 1937 года, и это событие отмечено во всех городских хрониках. Но случился пожар из-за тривиального короткого замыкания в старой электропроводке. Газетные репортеры тогда отметили: часть архива была повреждена, что дало возможность авторам послевоенной версии вволю пофантазировать, опираясь, так сказать, на документальную базу.

Чувство реального очень часто изменяет авторам версии. И у Хёттля, и у Шелленберга это особенно видно, когда они излагают эпизод о передаче фальшивого досье Сталину. Причем каждый из них делает это по-разному.

Хёттль в своем «Тайном Фронте…» сообщает: «Существовал оригинальный план передать фальшивые документы через чехословацкий генеральный штаб, который, как было известно, находился в тесном контакте с русским. Связь была установлена через агента, направленного Берендсом в Чехословакию под вымышленным именем для того, чтобы сделать необходимые приготовления.

Чехи отказались, однако, раскрыть каналы, по которым документы будут посланы Сталину, и поэтому, казалось, нет никакой гарантии, что по пути они не попадут в руки кого-нибудь из друзей Тухачевского. Но Гейдрих отверг идею использовать чехов как слишком рискованную и предпочел прямо обратиться в советское полпредство в Берлине. Шеф Службы безопасности установил контакт с одним из сотрудников полпредства, о котором в гестапо было известно, что он в действительности является офицером русской разведки, и совершенно открыто предложил передать информацию в его распоряжение.

Русский немедленно улетел в Москву, откуда вскоре вернулся в сопровождении специального представителя Ежова, главы русского ГПУ. Этот представитель заявил, что уполномочен лично Сталиным вести переговоры о покупке документов».

Любому здравомыслящему человеку этот план Гейдриха наверняка покажется не оригинальным, а совершенно нереальным, если не невероятно глупым. Для чего осторожному шефу безопасности раскрывать свои карты и действовать прямой наводкой, в лоб? Где его прославленная тевтонская хитрость? Похоже, планированием этой сложной операции занимались не многоопытные мастера тайных интриг и провокаций Гейдрих и Берендс, а стажеры, делающие свои первые шаги по кривым тропинкам тайных служб.

Не будем придираться к таким неточностям и ошибкам, когда автор, в данном случае Шелленберг, упорно именует Ежова «главой русского ГПУ», хотя события происходят в 1937 году, а ГПУ, точнее ОГПУ, уже три года как не существовало. Оно тогда влилось во вновь образованный в 1934 году Народный комиссариат внутренних дел, который с августа 1936 по ноябрь 1938 года возглавлял Николай Ежов. Эти факты не представляли государственных секретов, они были широко известны во всем мире. Просто удивительно, как о них не знали руководящие сотрудники Службы безопасности гитлеровской Германии и ее внешней разведки. Лишь одно это сразу заставляет читателей задуматься: не грубую ли фальшивку пытаются всучить ему?

Но Хёттля сомнения не терзали, и он ничтоже сумняшеся разыгрывает эту, как ему кажется, козырную карту.

Экс-штурмбаннфюрер СС с гордостью за своего «большого шефа» сообщает, что Гейдрих заломил за свою фальшивку три миллиона золотых рублей. Русские не торговались, и на следующий день Берендс передал представителю Ежова папку с фальсифицированными документами и взамен получил от него увесистый пакет с условленной суммой в крупных рублевых купюрах.

А далее следует совсем невероятный зигзаг в духе дешевого боевика. Хёттль, со слов Берендса, свидетельствует: «Гейдрих передал эти купюры в распоряжение русского отделения германской секретной службы. Случайно, однако, три заброшенных позже в Россию немецких агента, расплатившись этими деньгами, были тотчас же арестованы ГПУ». И далее экс-штурмбаннфюрер СС глубокомысленно добавляет: «Очевидно, либо русские расплатились фальшивыми купюрами, либо настоящими, помеченными особым образом, чтобы их при платеже было легко опознать. То, что русские расплатились фальшивой монетой за его хорошо сработанную фальшивку, приводило Гейдриха в ярость все последующие годы».