Андрей Платонов - «…Я прожил жизнь» (письма, 1920–1950 годы)

Вскоре я получаю официальное заключение по своему сценарию, подписанное заместителем директора «Ленфильма» – Пиотровским [678]. В этом заключении было сказано следующее (точной формулировки я не помню, но за смысл ее ручаюсь): что ваш (т. е. мой) сценарий настолько своеобразен и талантлив, что не может быть и речи о его постановке [679].

Удивленный таким откровенно антинародным суждением, я специально поехал в Ленинград [680]: в Ленинграде я увиделся с Пиотровским и заявил ему, что я согласен переработать сценарий, если он (сценарий) страдает какими-либо дефектами. Но я не понимаю, почему талантливое, по мнению «Ленфильма», произведение в то же время не пригодно для экрана. Мне ответили, что сценарий переделывать не нужно, т[ак] к[ак] он все равно поставлен не будет.

Спустя некоторое время я все же переделал этот сценарий [681], но до сих пор никуда его не предлагал, потому что был обескуражен отношением «Ленфильма» к моей работе.

Если этот мой сценарий представляет для Вас интерес, то он может быть представлен Вам немедленно.

По этому сценарию мною получен в «Ленфильме» аванс (25 %), который должен быть учтен на тот случай, если со мной будет заключен новый договор.

[А. Платонов].

Печатается по машинописи: ИМЛИ, ф. 629, оп. 4, ед. хр. 8. Подпись отсутствует.

Датируется условно – по содержанию письма.

Сценарный отдел Комитета по делам кинематографии был создан в марте 1938 г. в результате преобразования Главного управления кинематографии (ГУК) Комитета по делам искусств при СНК СССР в Комитет по делам кинематографии при СНК СССР (Постановление СНК СССР № 382 от 23 марта 1938 г.).

Реорганизация системы управления государственным кинопроизводством проходила на фоне развернувшейся с конца 1936 г. кампании борьбы с «вредителями» в кино, «групповщиной» творческих работников («самостийников», «богемщиков» и т. д.) (см.: Кремлевский кинотеатр. 1928–1953: Документы. М., 2005. С. 372490). К началу 1938 г. были обвинены во «вредительстве» и репрессированы руководители, члены ГУКа, ряда киностудий («Востокфильм», «Мосфильм», «Ленфильм» и др.). Вместо председателя ГУКа Б. Шумяцкого (1886–1938) назначен сотрудник НКВД С. Дукельский, который был инициатором создания Комитета по делам кинематографии при СНК СССР (см. его докладную записку В. М. Молотову и И. В. Сталину: Кремлевский кинотеатр. С. 487488). Комитет должен был обеспечить централизацию всех процессов в области кинематографии. В его ведение переходили задачи управления производством, планированием, финансированием, прокатом, образованием, разработкой норм эксплуатации кинооборудования и т. д. Комитету были переданы в подчинение все кинематографические предприятия и организации страны, включая киностудии «Мосфильм», «Ленфильм», «Украинфильм», «Белгоскино», «Туркменфильм», «Союздетфильм», «Союзмульфильм» и т. д.

Одним из первых шагов нового подразделения стало объявление конкурса на написание киносценариев. Обсуждение условий конкурса начинается уже с марта-апреля 1938 г., а 14 июня принимается соответствующее Постановление СНК СССР («Об организации конкурса на киносценарии»), утверждаются правила участия, премирования конкурсантов (РГАЛИ, ф. 2456, оп. 1, ед. хр. 319, л. 22–26). В средствах массовой информации (печать, киножурнал) запущена широкая агитационная кампания. В очередной раз была объявлена «мобилизация» писателей на фронт киноискусства. «Плачевное» положение дел в сценарном производстве теперь связывалось с ««деятельностью» бывшего вредительского руководства кинематографией» (Писатель и кино // ЛГ. 1938. 20 июня. С. 5).

По всей видимости, широкое распространение информации о востребованности сценариев – на фоне общей, радикально изменившейся ситуации в кинематографе – подтолкнуло Платонова к обращению в сценарный отдел (правда, предложенной писателем «железнодорожной» темы не было заявлено в конкурсных документах).

{223} В Комитет по делам кинематографии при СНК СССР.

27 августа 1938 г. Москва.

В сценарный отдел Комитета по делам кинематографии.

Обращаюсь к Вам с предложением написать сценарий, основным героем которого будет великий творческий работник практического социализма. Исходным материалом для создания такого героя послужит образ Л. М. Кагановича [682]. При этом темой послужит деятельность Л. М. Кагановича на жел[лезно]дор[ожном] транспорте [683]либо в тяжелой промышленности. И в той, и в другой области своего творчества Л. М. Каганович дал благодарный повод для создания полноценного произведения искусства. Какую именно эпоху – на транспорте, или в тяжелой промышленности – из деятельности Л. М. Кагановича взять для нашей темы – об этом следует договориться.

Ясно, что в проектируемом сценарии я не предлагаю писать Л. М. Кагановича в его конкретном, точном образе. Л. М. Каганович является основой, взятой из действительности, для создания героя драматургическими, художественными средствами.

В этом направлении я уже делал неоднократные попытки (главным образом в прозе [684]), и мне отчасти удалось кое-что сделать. Поэтому мысль о таком сценарии для меня не нова и я имею для его написания большой, уже освоенный мною материал.

Андр. Платонов.

27/VIII 38 г.

Адрес: Москва, Тверской бульв[ар], д. 25, кв. 27, А. П. Платонов.

Печатается по авторизованной машинописи: РГАЛИ, ф. 2124, оп. 1, ед. хр. 22, л. 1.

{224} И. А. Сацу.

30 августа 1938 г. Москва.

30/VIII.

Дорогой Игорь!

Сейчас сразу получил и открытку и закрытое письмо [685]. Это меня очень обрадовало (не потому, что даже письма без марок доходят, а по другой причине).

Тошка болен тяжело [686], может быть, и не выздоровеет. Диагноз его болезни мне известен довольно точно.

Больше всего я занят тем, что думаю – как бы помочь ему чем-нибудь, но не знаю чем. Сначала придумаю, вижу, что хорошо, а потом передумаю и вижу, что я придумал глупость. И не знаю, что же делать дальше. Главное в том, что я знаю – именно теперь мне надо помочь Тошке (некому ему помочь, кроме меня, как ты знаешь), и не знаю, чем же помочь реально – не для успокоения себя, а для него. Он болен уже пятый месяц, и болен, может быть, смертельно. Я не по-отцовски преувеличиваю, а говорю объективно.

И посоветоваться мне не с кем. Вл[адимир] Бор[исович] [687]занят своими делами. Ты ошибся, что я деликатничал. Дело хуже, Вл[адимир] Бор[исович] распсиховался до того, что даже наше детище остерегается редактировать [688]. Я (и ты тем более) не обижаюсь на него. Что же делать? Пусть так будет. Я не хочу продолжать эту тему, п[отому] ч[то] у меня есть тема своя и более серьезная, и степень серьезности этой темы знает Вл[адимир] Бор[исович], и все же тем более (тем более – для него) он не изменил своего решения. Мне очень жалко. Но для меня, и для тебя, я думаю, тоже, это пустяки.