Андрей Платонов - «…Я прожил жизнь» (письма, 1920–1950 годы)
- Название:«…Я прожил жизнь» (письма, 1920–1950 годы)
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:ФТМ
- Год:2016
- Город:Москва
- ISBN:978-5-4467-0518-4
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Андрей Платонов - «…Я прожил жизнь» (письма, 1920–1950 годы) краткое содержание
Впервые собранные в одном томе письма Платонова – бесценный первоисточник для понимания жизни и творчества автора «Чевенгура» и «Котлована», органическая часть наследия писателя, чей свободный художественный дар не могли остановить ни десятилетия запрета, ни трагические обстоятельства личной биографии. Перед нами – «тайное тайных» и одновременно уникальный документ эпохи.
«…Я прожил жизнь» (письма, 1920–1950 годы) - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
В деле фигурируют, кроме И. Архипова и моего сына, еще шесть фамилий. Все они, кроме одного, друзья или знакомые И. Архипова и составляли его окружение. Мой сын некоторых из них либо совсем не знал, либо знал очень мало, поскольку он и с самим Архиповым начал встречаться лишь за месяц до ареста. Я узнал в семействе Архиповых возраст и некоторые данные об этих лицах.
Смирнову Сергею – 21 год. Якубовскому Михаилу – 25 лет, он сын арестованных и высланных родителей. Болтянскому Борису – 21 год. Генину (сокращенно его зовут Яня) – 22 года. Московскому – неизвестно сколько лет, он учился в одной из школ вместе с И. Архиповым. Карл сон Дмитрий семейству Архиповых неизвестен. Кто такой Все эти люди, кроме неизвестного Карлсона, проживают, очевидно, в Москве, и, кажется, все они свободны со слов родителей И. Архипова. Я вынес заключение понял, что относительно Мих[аил] Якубовский и Бор[рис] Болтянский представляют из себя отрицательные фигуры. Сам я их никого лично не знаю, но мне известно, что некоторые из них вызывались к следователю, и я представляю, какая может быть цена их показаниям – в том числе и показаниям осужденного И. Архипова – против моего сына, которого они все еле знали, а некоторые и совсем не знали.
Видимо, была кому-то какая-то выгода, чтобы развращать, провоцировать и губить советских подростков, повергая одновременно их родителей в жестокое отчаяние. Это мое догадка, близкая теперь к твердое убеждение.
С моей точки зрения, следственный материал в отношении моего сына порочен, и дело, беря его по существу и во всей глубине, произведено неправильно, с нарушением основных принципов советского государства в отношении детей.
Полтора года, которые мой сын томится по тюрьмам, – срок больше чем достаточный, который может вынести больной подросток если мы не хотим вовсе его искалечить и погубить.
Поэтому я прошу Вас приговор в отношении моего сына опротестовать, а сына освободить.
Печатается по первой публикации: Архив. С. 648–652. Черновой автограф. Публикация Л. Сурововой.
{239} И. Т. Голякову.
Октябрь 1939 г. Москва.
Председателю Верховного Суда СССР тов. Голякову.
Получив теперь возможность ознакомиться с характером и существом дела моего несовершеннолетнего сына Платона Андреевича Платонова, имею сообщить Вам следующее.
Дело касается пятнадцатилетнего подростка, к тому же трижды перенесшего тяжелые операции – трепанацию черепа, – оставившие в мальчике тяжкие психические и физические травмы. К подростку, к больному мальчику устанавливаются отношения, как к совершенно взрослому, зрелому человеку. Ни один человек, знавший арестованного подростка достаточно хорошо, ни разу не был вызван ни к следователю, ни на суд. Наоборот, к следователю вызывались юноши, лишь очень отдаленно знавшие моего сына (а может быть, и совсем не знавшие его), но зато хорошо знавшие другого подсудимого, Игоря Архипова, – ближайшие товарищи последнего. Они, конечно, были заинтересованы в том, чтобы выгородить, защитить своего друга И. Архипова и очернить, оболгать моего сына, что они и сделали. Это было тем легче выполнить, что все они, и И. Архипов, и его друзья значительно старше моего сына и они между собою хорошо знакомы.
Мне известно, что на следствии был задан вопрос моему сыну: что вас заставит сделать (или попытаться сделать) то-то. И мальчик отвечает на следствии: я совершенно морально разложился. Я не знаю, может быть, здесь неточна запись, но ведь это же абсурд. Нелепо даже записывать такие ответы пятнадцатилетнего подростка (тем более доверять им), находящегося под стражей, испуганного и больного. Что это значит: он морально разложился. Никогда такой фразы мальчик не мог произнести. Подросток находится в переходном, трудном возрасте; кто не понимает человека в этом возрасте физиологически, тот не поймет его и юридически.
В деле указано, будто мой сын пил алкоголь.
Я знаю моего сына со дня его рождения до дня разлуки с ним. Ни я, ни мать ни разу не видели его в состоянии опьянения. Допускаю, что те мерзавцы, под вредное влияние которых случайно попал мой сын, спаивали его, одурманивали, провоцировали, разжигали в нем детское самолюбие и мальчишеское влечение к позе и этим его состоянием пользовались. Это было тем легче сделать, что подросток не умел ни пить, ни курить, стало быть, эти яды действовали на него тем сильнее. Возможно, что именно в этом состоянии они подговорили сына написать глупое, нелепое письмо, которое по смыслу совершенно беспредметно. Ясно, что здесь мы имеем дело с форменной и отчетливой провокацией, совращением малолетнего подростка. Но зачем жертву квалифицировать как преступника. К чему в невменяемость, использованную в провокационных целях, вкладывать понятие преступности.
Понятно, что он был в то время полностью невменяемым. Невменяемое состояние сына легко объясняется малолетством, особенно болезненностью и последствиями перенесенных операций головы.
Другой момент, отмеченный в следственных материалах как «доказательство» морального разложения моего сына, заключается в том, что мой сын два года назад будто бы сделал попытку украсть пишущую машинку и часы – вместе с другим своим более старшим товарищем. Однако в этом деле, которое проводилось через народный суд, было выяснено полное бескорыстие моего сына и рыцарское отношение к своему товарищу, который дурно использовал наивность моего сына (сыну было тогда всего четырнадцать лет). Сын мой непосредственно никакой кражи не совершал. Во всяком случае, упоминаемое дело не имеет никакого отношения к нынешнему делу. То прошлое дело закончено, и сын понес наказание (один год условно).
В деле фигурируют, кроме И. Архипова и моего сына, еще шесть фамилий. Все эти люди, кроме одного, друзья или знакомые И. Архипова и составляли его окружение. Мой сын некоторых из них либо совсем не знал, либо знал очень мало, поскольку он и с самим Архиповым начал встречаться лишь за месяц до своего ареста.
Я узнал в семействе Архиповых возраст и некоторые данные об этих лицах. Смирнову Сергею – 21 год. Якубовскому Михаилу 25 лет, – он сын арестованных и высланных родителей. Болтянскому Борису – 21 год. Генину (сокращенно его зовут Яня) – 22 года. Московскому – неизвестно сколько лет, он учился в одной из школ вместе с И. Архиповым. Карлсон Дмитрий семейству Архиповых неизвестен. Все эти люди, кроме неизвестного Карлсона, проживают, очевидно, в Москве, и, кажется, все они свободны. Со слов родителей И. Архипова я понял, что Якубовский и Болтянский представляют из себя отрицательные фигуры. Сам я их никого лично не знаю, но мне известно, что некоторые из них вызывались к следователю, и я представляю, какая может быть цена их показанию – в том числе и показаниям осужденного И. Архипова – против моего сына, которого они все едва знали, а некоторые и совсем не знали.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: