Алексей Сахнин - Опыт Октября 1917 года. Как делают революцию

Главным основанием обвинений служил, вероятно, эпизод в ночь с 2 на 3 ноября, когда Каменев и Зиновьев путем «невероятных усилий» заставили большевистскую фракцию ЦИК пересмотреть решение ЦК по вопросу о соглашении с умеренными социалистами. Во всяком случае, других примеров того, что оппозиция выносила внутрипартийный спор во внешнюю аудиторию не известно. Именно на это и указал в своем ответном заявлении в ЦК Каменев: «Довожу до Вашего сведения, что нигде вне партии я не выступал против решений ЦК, а на заседаниях ЦИК голосовал согласно решениям большинства фракции». Некоторое лукавство в этом заявлении было: Каменев лично приложил немало усилий, чтобы «решения большинства фракции» сильно отличались от постановления ЦК.

Со своей стороны, Каменев указал, что партийную дисциплину нарушал не он, а Сокольников, который предложил «Петроградскому Совету резолюцию о прекращении переговоров как раз тогда, когда ЦК продолжал стоять на почве продолжения переговоров». Действительно, такое поведение должно было рассматриваться в качестве серьезного превышения полномочий, но в борьбе против правой оппозиции большинство ЦК просто проигнорировало самодеятельность Сокольникова, который стремился к срыву переговоров любой ценой.

Радикалы из числа сторонников Ленина требовали исключения оппозиционеров из партии. Например, Иннокентий Стуков, от имени Московского областного бюро партии, сделал соответствующее заявление. Однако до этого не дошло. Большинство ЦК ограничилось публикацией написанного Лениным воззвания «Ко всем членам партии и ко всем трудящимся классам России». В этом тексте еще раз оговаривались принципы, которые отстаивало большинство ЦК РСДРП(б) во главе с Лениным. «Основным началом новой революции» провозглашался принцип «Вся власть Советам»: «В России не должно быть никакого правительства, кроме Советского правительства». Подчеркивалось, что главной характеристикой действующего правительства является не его однопартийный состав, а его советская природа. Вновь подтверждалась готовность включить в состав Совнаркома представителей других партий в той пропорции, в которой они представлены в Советах.

Ленин подчеркивал, что он готов идти на компромиссы. «Нас обвиняют … что мы неуступчивы, что мы непримиримы, что мы не хотим разделить власти с другой партией. Это неправда, товарищи!». Вновь говорилось о стремлении заключить правительственное соглашение с левыми эсерами. Наконец, упоминалось о переговорах о соглашении социалистических партий, в ходе которых «мы делали… всяческие уступки, вплоть до условного согласия допустить представителей от части петроградской думы». Этот пассаж показывает, что стремление Ленина к достижению приемлемого компромисса было вполне реальным и искренним (хотя он с самого нала не верил, что его политические оппоненты на такой компромисс пойдут), раз уж он допускал мысль «об условном согласии» на включение в представительский орган несоветских фракций.

Выход внутрипартийной оппозиции из ЦК и из Правительства квалифицировался, как дезертирство. «Но мы заявляем, – гласило воззвание – что ни на минуту, и ни на волос дезертирский поступок нескольких человек из верхушки нашей партии не поколеблет единства масс, идущих за нашей партией, и, следовательно, не поколеблет нашей партии». Практика показала, что большинство партийных активистов (по меньшей мере, в Петрограде и Москве) поддержали политику Ленина, также, как ее одобрили рабочие большинства крупных промышленных предприятий столицы. В частности, полную поддержку ленинской линии выразила городская партийная конференция большевиков, проходившая 4 ноября.

Поражение внутрипартийной оппозиции стало очевидным. 7 ноября Григорий Зиновьев выступил с открытым «Письмом к товарищам», в котором он возлагал ответственность за срыв переговоров на меньшевиков и эсеров. Ссылаясь на решение ЦИК от 3 ноября, Зиновьев констатировал: «попытка соглашения была доведена до конца вопреки всем препятствиям, но она не увенчалась успехом не о нашей вине. Теперь доказано, что меньшевики и эсеры соглашения не хотели». Идя на уступки умеренным, большевистская оппозиция, по мнению Зиновьева, вскрыла истинные намерения оппонентов партии в целом, и теперь даже «левые эсеры возложат ответственность за срыв соглашения на меньшевиков и войдут в наше правительство».

В этих условиях, Зиновьев соглашался взять свое заявление о выходе из ЦК назад. Обращаясь к своим единомышленникам по внутрипартийной оппозиции, он предлагал «воссоединиться с нашими старыми товарищами по борьбе». «У нас могут оставаться расхождения, мы сделали все, что могли, чтобы добиться решения вопроса в нашем духе. Но при данном положении вещей мы обязаны … подчиниться партийной дисциплине и поступить также, как поступили левые большевики, когда они остались в меньшинстве по вопросу об участии в Предпарламенте и обязались при этом проводить политику большинства» – резюмировал Зиновьев. Это была капитуляция.

Нельзя сказать, что главной причиной, подтолкнувшей Зиновьева к этому шагу, были только его личные особенности, страх оказаться в оппозиции к Ленину и большинству партии. Ничуть не в меньшей степени, этому способствовало банкротство тактики уступок в отношении меньшевиков и эсеров, которые отвергли предложенный им компромисс. Фактический отказ умеренных социалистов от соглашения лишал правых большевиков почвы под ногами: предмета для внутрипартийного спора просто не оставалось. А ответственность за разрыв переговоров автоматически (с точки зрения большевиков) ложилась на партнеров партии.

Однако инерция конфликта давала себя знать. Большинство ЦК стремилось не допустить самой возможности повторения таких острых конфликтов. Поэтому 8 ноября решением ЦК Каменев был отстранен от председательства во ВЦИК и в большевистской фракции этого органа.

В конце ноября Рыков, Каменев, Милютин и Ногин выступили с примирительным заявлением, в котором говорилось об их готовности вернуться в Центральный Комитет, поскольку тот пошел на некоторые уступки. Однако большинство оставшихся членов ЦК выступили против принятия оппозиционеров обратно в руководящий партийный центр. Как заявил Урицкий, «о вхождении их может быть речь только в том случае, если они дадут нам формальные гарантии, что они вновь не поступят дезорганизаторски». Было принято предложение Ленина отказать «четверке». А вот капитулировавший раньше других Зиновьев, как ни в чем не бывало, участвовал в работе Центрального комитета.

Внутрипартийная оппозиция оказалась, фактически, исключена из состава руководящего органа партии и была вынуждена использовать другие инстанции (прежде всего, Временное бюро большевистской фракции Учредительного собрания). И этот факт предопределил дальнейшее развитие внутрипартийных процессов. Партийная верхушка стала более монолитной. Это не привело к прекращению разногласий, но стало важной вехой в эволюции большевизма. Парадоксально, но факт: в ожесточенной борьбе против внутрипартийной оппозиции, борьбе, объективно способствовавшей нарастанию авторитарных тенденций в политической культуре партии, победившая сторона отстаивала демократические принципы ответственности власти перед советским представительством, а их оппоненты, наоборот, видели выход из сложившейся ситуации в «верхушечной» политической сделке, в создании коалиционной, но безответственной власти.