Александр Окунь - Путеводитель по стране сионских мудрецов

А третий выданный завет весьма загадочен: не произносить имя Господа всуе, то есть попусту, напрасно и походя. Но мы ведь непрерывно это делаем! Мы поминаем имя Бога непрестанно, без всякой к этому необходимости. И даже более того – не замечая, насколько машинально мы грешим. То разозлясь и негодуя, то от некой неожиданной приятности и неприятности, то попросту споткнувшись (или чуть не споткнувшись), поминает человек Божье имя. (Тут заметим в скобках, что многие из нас в минуты эти употребляют вовсе иные слова и выражения, но ведь они, таким образом, и не грешат нисколько.) Словом, тут мы ничего не понимаем.

Соблюдение субботы, предназначенной исключительно для отдыха, – завет замечательный. И лично мы в субботу ничего не делаем с тем большим удовольствием, что в этот день не чувствуешь вины за свое полное безделье. Тут как раз беда у людей истово верующих, ибо еврею очень трудно целый день прожить, полностью отрешась от делового мельтешения. В силу чего религиозные евреи в этот день обманывают Бога хитроумнее, чем в другие дни недели. Так, нельзя, к примеру, ехать в этот день на чем угодно. А если дела сложились так, что ты в субботу еще едешь в поезде? Прикажете сходить и ждать? Конечно, нет! Приносится тазик с водой, вы опускаете в этот тазик ноги в ботинках, и все в порядке, потому что плыть – можно! Это, конечно же, байка, но, на наш взгляд, весьма характерная. В субботу, как давно уже истолковали мудрецы, нам ничего нельзя переносить из дома в дом. А как же жить? И несколько домов (а то – квартал) опутывают ниткой – теперь это единое помещение, и деловая жизнь не будет прерываться. Даже ключи нельзя носить. Но ведь они соединяются цепочкой, так что это просто украшение. А запрет на деловые разговоры? Но вставляется простая фраза – «Не в субботу будь сказано», – и даже в синагоге можно тихо побеседовать о насущных деловых проблемах. Ухищрениям такого рода – нет числа, они описаны множеством участников и наблюдателей. Ибо чем выше, глуше и прочнее стена любых запретов, тем изящнее и многочисленнее сверлимые в ней дыры и лазейки.

Почитание отца и матери – нужнейшее для человечества предписание. И чтобы ничего не говорить тут лишнего, мы предлагаем просто вспомнить каждому (и не расстраиваться, вспомнив), как мы в молодости относились к этому завету. О чем впоследствии, добавим к нашей чести, горько и необратимо сожалели.

А далее было начертано невыполнимое: не убий. А как же вся история человечества? И даже те из нас, кто если этого и не делал лично, то настолько соучаствовал (а уголовный кодекс соучастие трактует как участие) во всем, что совершало его время… лучше это просто упустить из обсуждения.

Еще с горы Синай евреям предписали очень кратко: не прелюбодействуй. Как ни торговался Моисей, а отвертеться от сего запрета не сумел. А ведь завет почти невыполнимый. Соблюдают его полностью лишь те, кто в силу разных обстоятельств и причин его не могут нарушать. О том, как это огорчило именно евреев, существует множество анекдотов. Интересно и забавно, что спустя столетия ревностный иудей, приверженец и толкователь всех заветов, Иисус Христос, довел этот завет до полной невозможности его исполнить. Он сказал, что «всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем». И мышеловка окончательно захлопнулась. Ибо представить себе мужчину (за известным исключением, разумеется), не смотревшего на женщин с вожделением, означает представить себе не мужчину, а женщину (впрочем, и те, бывает, смотрят на особ своего пола куда как плотоядно). То есть никак и никому не избежать греховности по части этого завета.

«Не укради» – весьма полезное (и столь же напрасное) для человечества наставление. Только не сказано, что именно нельзя (ибо греховно) красть. Все, что чужое? Ну а если оно именно твое, принадлежит тебе по праву, у тебя же и отобрано, только добром ты возвратить его не можешь – как тогда? И даже воры профессиональные – уж крайний случай! – для себя придумали отмазку: мы попросту находим то, что человек еще не потерял. И потому для множества житейских краж мы с легкостью подыскиваем оправдание: то никому это не нужно, кроме нас, то это было нам недодано, хотя и полагалось бы при честном дележе, и мы всего лишь восстанавливаем справедливость. В советской жизни это было очень даже праведно. И кто-то из мыслителей такую ситуацию удачно сформулировал: «Сколько у нашего государства ни воруй, все равно свое не вернешь». И мы убеждены, что самый честный в мире человек, если расслабится и память оживит, наверняка припомнит нечто, что слегка пригасит в нем праведное осуждение крадущих. А кто заявит вслух, что он по части присвоения чужого чист, как детская слеза, – в него пускай немедля кинут камень, чтобы лучше вспоминал.

«Не произноси ложного свидетельства о ближнем твоем». О чем это? О клевете? О злоязычии? Об осуждении – почти всегда облыжном, ибо мы не знаем всех мотивов и причин того, что склонны осудить? Или о лжи как таковой? Но без нее немыслима любая будничная жизнь. Ложь во спасение, к примеру. Или проблема мелкая донельзя: встретили знакомую, которую давно не видели, и больно вам, как постарела эта женщина. А тут она как раз и спрашивает вас: ну что, я сильно постарела? И достоин крепкой кары тот подлец, кто скажет правду.

А дальше на скрижалях содержалось нечто важное и крайне трудное для исполнения: «Не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ничего, что есть у ближнего твоего». То есть о зависти и алчности идет здесь речь. Как и в заветах предыдущих, речь идет об обуздании нашей буйной человеческой натуры.

Такие вот две каменные скрижали получил от Бога наш великий предок Моисей. И есть еще легенда – ежели она правдива, мы должны быть благодарны нашему праотцу, – что была и третья скрижаль, но он ее, по счастью, выронил, она разбилась, и каких-то запрещений мы лишились.

Как уже было сказано, отважный Моисей повел толпу назад в пустыню. А Господь (по-видимому, в некотором ажиотаже после успешной сделки) дня не мог провести без того, чтобы не поговорить с Моисеем, и посоветовал ему массу дельных вещей, исполненных гуманизма и всего такого прочего. Однако же, как это часто случается с сеятелями добра, Его маленько заносило. В один из таких заносов Он навязал евреям кашрут – ограничения в еде, деление еды на разрешенную и полностью запретную. В результате этого прискорбного решения евреи лишены не только возможности делать к мясу соусы на базе сливок, но также наслаждаться такими вкуснейшими вещами, как устрицы, омары, креветки, осетрина и даже тушенный в сливках заяц, уж не говоря о ветчине и буженине.