Миша Бастер - Ньювейв

Тапочки, казарменный фешн. Идешь по каразме в домашних тапочках, как у скинхеда, о которых тоже никто тогда не знал: свисают неодетые подтяжки, и ты идешь принять вечерний моцион. По-домашнему. Дембельские альбомы… Это, конечно, культ, но я не стал его делать, потому что это мне нафиг было не нужно. Но все ребята сделали. Первогодки, художники и мастера, были не загружены ничем, кроме изготовления этих альбомов. Сидели и ночами делали эти местные произведения искусств. Там находились через земляков-увольняшек какие-то куски бархата и бумаги, все это было трогательно… Делались и татуировки, но меня это не сильно интересовало, как и армейский фешн.

Вот Миша Кузнецов, из Люберец, который там потом ходил в авторитете, он спрашивал, а что не делаешь, так и пойдешь? Давай я тебе сделаю все. И вот он сделал вставки в погоны, выгнул, на клею, чтоб они стояли полукруглыми, буквы СА; у них обрезались ножки крепежные, плотный картон или лучше пластмасса под погон вставлялась, и подклеивалось так, чтоб они сидели на плечах, как влитые. Вот это он сделал, и я ему, кончено, благодарен. Чемоданы из нашей части, конечно, все были в немецких наклейках, с женскими лицами. Гитары оформлялись примерно так же. Либо города, либо женщины. От этой моды было деться некуда, ибо это армия.

Тогда же по дембелю меня приглядел Синяков из особого отдела, полковой особист, которому была поставлена задача подбирать кадры для высшей школы КГБ. И вот он ко мне подошел и спросил: «Ну что, ты к себе в Белгород поедешь? Давай лучше в Москву.»

Я подумал и согласился. Брежневские времена, Олимпиада… О грядущем крахе СССР еще никто даже и не подозревал. Мысли были тогда такие – институт, строить свою жизнь дальше, а тут такое предложение… Москва, к тому же у меня пример дяди был, уважаемый мной человек, который тоже работал в конторе. И вот так получилось, что у меня для поступления не хватало каких-то данных, с этим было строго, стажа работы на производстве не хватало. И я вернулся в Белгород и вижу такую картину. Где была музыка живая, пришли дискотеки. Крутилась музыка, показывались слайды и диджеи рассказывали о том, кто выступает. А для живых музыкантов места практически не осталось – и я тогда определился окончательно. Доработал стаж токарем и в июне 82-го года приехал в Москву и поступил в Высшую Школу КГБ.

М. Б.Москва периода Олимпиады, пару слов, если можно.

В. Л.Олимпиаду я не застал, а вот по поводу Москвы… Ранее я таких громадных городских пространств не видел. И что отложилось в памяти, так это специфический запах метро. У меня была ассоциация, аналогичная запаху новых шинель новобранцев. Высшая школа КГБ находилась через дорогу от Олимпийской деревни, где мы занимались во всех спортзалах рукопашными и физическими подготовками. С ней связано и то, что в местных концертных залах проходили фестивали, «Джаз-83 и 84», В конноспортивном комплексе Битца, который называли «Конюшня», я побывал позднее. А там, в олимпийской деревне, было более важное место: кафе «У фонтана», в простонародье «Молоко».

Городские пространства удивляли, причем, сравнивая Москву нынешнюю с тогдашней, на улицах не было столько народа и машин, поэтому все громадное казалось еще и просторным и свободным. Проспекты не забитый суетой, и ощущение проспектов было более величавым. Хотя, конечно, были места, где толчея была постоянной. Что в ГУМе, что в ЦУМе, что на вокзалах – народу было всегда много. А в районе Университета была совсем другая Москва. Я потом, когда попал в Питер, понял для себя, что если б пришлось выбирать, то жить смогу только в Москве. Моей душе азиатчина ближе, и город мне казался уютней.

В центр города я был просто влюблен: улочки, церквушки, ощущение толп народу на центральных улицах и пустынность Сивцева Вражка по соседству, например. В этом заключалась вся прелесть – мокрого утреннего асфальта и случайных туманных прохожих. Что касается жителей и по моде, в этом я был достаточно искушен после Германии, тут многие уже погрязли в спортивной моде: кроссовки, вельветовые джинсы, комбинезоны, югославские куртки из кожзама с кучей молний. Их еще какая-то наша фабрика пыталась выпускать, и первый свой суовый период я проходил с ежом на голове и как раз в такой вот курточке.

В 82-м году я поразился такому фактику: многие районы Москвы были исписаны граффити – группа Queen и корона сверху. Неформальная жизнь была активная, я окунулся уже в джазовую богему, но так получилось, что с молодежной неформальщиной я столкнулся не в Москве, а в летнем пионерском лагере КГБ. Местечко Саки под Евпаторией, где встретил я Катю и Машу Рыжиковых. У меня тогда были шорты джинсовые, обрезанные донельзя, замок молнии был сломан и застегнут на булавке, стриженный ежом, вот такой вот был курсант. А девицы модельного вида, модные и красивые, конечно, я сразу положил на них глаз. Девушки тоже обратили внимание на мой внешний вид, и выяснилось, что девушек, дочерей, папа приговорил отрабатывать посудомойками за разбитное поведение и то, что нахватались в общении с иностранцами за семь лет проживания в Италии. Сослали на перевоспитание, но больше месяца они там не пробыли и сорвались по маршруту Крым-Кавказ автостопом. Потом мы продолжили общение уже в Москве.

Маша мне все время рассказывала о Джоннике и о том, что у него постоянные проблемы. И это уже был тот самый московский андеграунд. Со всеми прелестями в виде наркотических средств, тусовок, мифологиями и интересными людьми. Знал я ребят из «Арсенала», выступавших на уровне Дворцов спорта. Но это не было молодежной тусовкой, там были пожилые уже джазмены. А это было совсем другое: стиль жизни, в которой вмещалось все – от литературы до моды и музыки; само слово тусовка я впервые услышал от Маши Рыжиковой.

С хиппи мы познакомились весной 84-го года на Гоголях. Мы – это я с товарищем, мы с ним вообще в Вышке выделялись и по одежде, и по поведению. Причем он тоже музыкант, мы там в школе играли, а тут встретили девчонок-хиппушек лет по шестнадцати… При этом сразу познакомились и с Мишей Красноштаном, и с Васей Лонгом, который сейчас живет в Ростове. Был еще такой фактурный и одноногий человек с позывными Принц. Водили они нас по всем флэтам и аском занимались, а мы представились юристами из МГУ. Позже я попадал на квартирники…Сидим мы как-то на Гоголях, я с товарищем перемигнулся и спросил, а давай скажем на самом деле, кто мы есть? А вот знаете, мы тут в школе КГБ учимся?

На что последовал ответ – ну и ладно, вы ребята хорошие, приходите и дальше. Удивились, конечно, что кгбешники могут быть такими обаятельными и битлов сыграть и спеть. А у нас в школе, на удивление, была очень демократичная ситуация и отношения. Занятия, люди после армии, учись хорошо: не будь дураком, а остальное как-то и не важно. К тому же в самые мрачные для музыки времена «Машина времени» выступала прямо в Высшей школе КГБ. Первый фильм о байкерах в Советском Союзе, «Борн ту луз», показали в «вышке», и только в 89-м году он вышел на советские экраны. Его сначала хотели показать, как молодежь Запада бунтует против капитализма, присмотрелись – и Суслов сказал, так, ребята, извините, там какие-то гады мочат морпеха-шерифа, это не правильно. Потом начали закручивать гайки и по карате. Казарменного режима не было совсем, а все интересное в области культуры, как бы ни казалось странным, потребляли иностранное, там информации было много.