Сергей Щавелёв - Археология, история и архивное дело России в переписке профессора Д.Я. Самоквасова (1843–1911)

Прежде чем сказать о содержании публикуемых писем, нелишним будет объяснить тематическую разносторонность настоящего издания. Помимо многогранной личности Д. Я. Самоквасова, к объединению эпистолярных материалов сразу по нескольким отраслям гуманитарной науки подталкивают некоторые особенности её становления и развития в нашей стране. Понятие «археология» появилось на русском языке в качестве общеупотребительного в начале XIX в. Довольно долго оно использовалось в гораздо более широком значении, нежели сегодня. Тогда этому термину давался в России по сути дословный перевод – «древлеведение» , наука об исторических памятниках, всех без исключения. Не только о вещественных остатках далёкого прошлого, в большинстве своём скрытых под землёй, но и о старинной письменности, первопечатной книжности, фольклоре, исторической географии, обычном праве, архитектуре, иконописи, художественных ремёслах и других образцах изобразительного искусства минувших столетий. Археологами в ту пору именовали как тех, кто с научными целями раскапывал городища и курганы, так и знатоков старинных рукописей, собирателей книжных и прочих раритетов. Так, историк Н. И. Костомаров в 1875 г. называл «археологическим занятием» «чтение старых бумаг»; «археологом-юристом» слыл известный правовед и архивист Н. В. Калачов; «археологом русского слова» звался виднейший наш фольклорист А. Н. Афанасьев; и т. д.

Особенно разносторонний характер приобрела и долго сохраняла русская археология в провинции. Там сложился особый тип археолога-любителя, низового историка, который, по определению академика-филолога И. И. Срезневского, «не упускал из вида ни рукописи, ни монеты, ни грамоты, ни креста и иконы, ни церкви и кладбища, всё отмечал, списывал, описывал, всё сводил в любопытные статьи и книги». [7] Срезневский И. И. Несколько припоминаний о современном состоянии русской археологии // Труды II Археологического съезда. Вып. 1. СПб., 1876. С. 14. Уже на первых этапах развития науки и просвещения в России профессиональные учёные из столичной Академии наук, университетов и академических обществ тесно и планомерно сотрудничали с разного рода любителями из губернской и даже уездной провинции.

Закономерный процесс углубления, специализации гуманитарных исследований к началу XX в. сузил понятие археологии, привёл к более строгому разграничению отдельных исторических дисциплин. Одни из них (вроде этнологии или фольклористики) ушли дальше от археологии в современном, собственном смысле термина; другие (нумизматика или, скажем, топонимика) сохраняют с ней более тесное взаимодействие. В итоге возобладало уточнённое значение археологии, как «науки, изучающей древнейшие этапы истории путём исследования памятников материальной культуры». [8] Формозов А. А. История термина «археология» // Вопросы истории. 1975. № 8. С. 215. Добавим, что тот же термин до сих пор применяется и к разного рода реликвиям последних трёх веков (скажем, промышленная археология занимается музеефикацией и реконструкцией устаревшей к сегодняшнему дню техники Нового и даже Новейшего времён; подводная археология изучает затонувшие когда бы то ни было суда). Однако при поиске объектов для раскопок и, особенно, при обработке, интерпретации их результатов довольно активно используются данные широкого круга гуманитарных и естественных дисциплин.

Что касается архивистов, то их нынешние связи с археологами сегодня не столь прочны. Тема «Археология и архивы» впервые проанализирована в статье А. А. Формозова. [9] Формозов А. А. Археология и архивы (К вопросу об изучении археологической документации) // Археографический ежегодник-1977. М., 1978. В этой работе, до сих пор остающейся единственной в своём роде, показано, что роль архивов по отношению к археологии за последнее время чаще всего сводится к сохранению полевой документации произведённых раскопок и выдаче её при необходимости для дальнейшего изучения. Остальные небезынтересные для археологов сведения – об уничтоженных ещё до методичных раскопок или попросту позабытых памятниках, по истории самой археологии как науки и полевой практики – далеко не всегда фиксируются архивистами, весьма выборочно отражаются в каталогах и путеводителях центральных и областных архивов. Архивисты редко публикуются в археологических изданиях. [10] Правда, выделение в «Российской археологии», киевской «Археологии» рубрик по истории науки привлекло внимание некоторых архивных работников и некоторые документальные материалы о древностях и судьбах их исследователей в 1990-е – 2000-е гг. начали, наконец, более или менее систематически публиковаться. Археологи, со своей стороны, при своих архивных штудиях также нечасто выходят за рамки собственных, достаточно специальных сюжетов. Как правило, их интересует историография отдельных памятников или определённого типа древностей. Между тем забвение множества остальных документальных материалов по истории археологии и смежных с ней гуманитарных дисциплин значительно обедняет их познавательные и просветительские возможности.

Весьма поучительно проследить по архивным материалам (в том числе публикуемым ниже), как складывалась в России методика и методология поиска, изучения, сбережения и популяризации отечественных древностей, и вещественых, и письменных, и изустных. Граф А. С. Уваров, Д. Я. Самоквасов и некоторые другие любители полевой археологии сумели синтезировать первые попытки научных раскопок в России, соответствующий опыт Западной Европы и предложить первый вариант научной методики изучения и музеефикации исторических древностей. Одной из сторон этой их новаторской работы было внимание ко всем возможным иным, не вещевым источникам исторического познания – летописным, фольклорным, лингвистическим и прочим. С этим обстоятельством и связано в первую очередь тематическая разнообразие настоящего издания. Смею надеяться, в нём найдут для себя любопытные сведения не только археологи, но и остальные историки древности и средневековья, а также этнографы, фольклористы, лингвисты, нумизматы и другие специалисты по ретроспективной гуманитаристике.

Вместе с тем по публикуемой переписке видно, что с трудом обретённые заповеди раскопок и музеефикации добытого с их помощью материала то и дело нарушались даже самими апологетами строго археологического метода. То один корреспонедент Д. Я. Самоквасова изымет из археологического комплекса понравившуюся ему вещь для особого хранения (вроде чудаковатого Н. П. Авенариуса), то другой (С. И. Веребрюсов) обещает варшавскому профессору «попридержать кое-что любопытное» из новых находок античных предметов в окрестностях крымской Керчи; то третий (любитель археологии С. А. Гатцук) выбирает из каменно-костяной индустрии уральских курганов единственный медный наконечник – в дар своему благодетелю Дмитрию Яковлевичу… А то и сам Д. Я. Самоквасов подарит симпатичным ему посетителям кавказских раскопок что-то из «повторительных» находок (см. письмо щигровского предводителя дворянства М. Н. Офросимова).