Илья Родимцев - Генерал Родимцев. Прошедший три войны

Отец вспоминал, что, взглянув на жену и увидев ее удивленный и встревоженный взгляд, так ничего и не придумав для объяснения, прямо сказал:

– Еду, Катя.

– Куда?

– В Испанию.

Вспоминая тот далекий день, моя мама рассказывала: «Когда отец сказал, что едет в Испанию, это было для меня совершенно неожиданно. А узнав, что он уже совсем скоро должен ехать на вокзал, я растерялась и не могла сразу сообразить, что надо делать».

Сборы были недолгими, что брать с собой, они толком не знали. Мама положила в чемодан самое необходимое, то, что обычно брал с собой отец, уезжая в командировки, – смену белья, носовые платки, тапочки, туалетные принадлежности. Теплые вещи было решено не брать, однако, подумав, мама положила все-таки вязаный шарф – до Испании далеко, на дворе осень, а сколько времени придется ехать, каким будет путь – кто знает? Отец взял фотографии жены и дочурки и спрятал их в карман.

Отъезд отца мои родители запомнили на всю жизнь, но какие слова они сказали друг другу на прощание, вспомнить не могли. Простившись с родными, отец быстро дошел до трамвайной остановки. Он рассказывал, что за все время, пока ехал до Белорусского вокзала, думал только о том, как тяжело будет Кате пережить его отсутствие. Ведь он ушел из дому, как следует не объяснив, как все это произошло, и даже не зная, вернется ли и когда.

В назначенное время отец приехал на вокзал. Он прохаживался по перрону, ожидая человека, который, как ему было сказано, встретит его перед отъездом. Несмотря на инструктаж в управлении, отец в первый день своей секретной командировки еще не представлял себе подлинную степень конспирации, которой была окружена процедура отправки советских добровольцев. Когда до отправления поезда осталось несколько минут, его кто-то негромко окликнул: «Павлито!» Меньше всего он ожидал услышать в этой обстановке свое новое конспиративное имя. О том, что произошло дальше, отец вспоминал: «Я обернулся. Коренастый, широкоплечий парень пристально смотрел на меня. Я тоже внимательно изучал незнакомца. Наконец ему надоело играть в молчанку:

– Разрешите познакомиться?

Я протянул руку и неожиданно почувствовал в своей ладони сложенную бумагу. Разжал пальцы, в ладони лежал билет на уходящий через пять минут поезд.

– Торопись, – шепнул парень и пошел вдоль перрона.

– Как зовут? – крикнул я ему вдогонку.

Он то ли не расслышал, то ли пожелал остаться безымянным».

Удивляться было некогда. Едва отец успел вскочить в свой вагон, как поезд тронулся. Это была хотя и запоминающаяся, но только первая из многих почти детективных историй и встреч, которые ожидали его на пути в Испанию.

Когда он открыл дверь своего купе, то не поверил своим глазам. Сюрпризы сегодняшнего дня продолжались. У окна за столиком сидел тот самый молодой человек. Приветливо посмотрев на вошедшего и заметив его смущение, он сказал:

– Входи, чего растерялся. Будем знакомиться?

Знакомство оказалось забавным. Незнакомец произнес: «Петр Николаев». Отец ответил: «Александр Павлов». И оба рассмеялись, понимая ситуацию.

Назвавшийся Николаем попутчик тоже оказался добровольцем. Им было о чем поговорить. А поезд, набирая ход, вырвался из города и помчался сквозь подмосковные перелески, мимо сонных полустанков на запад. Так началась для них долгая дорога в Испанию. Впервые в своей жизни они ехали на войну.

Ранним утром поезд прибыл на пограничную станцию Негорелое. Здесь отец с попутчиком пересели в другой вагон, который следовал прямым сообщением через Берлин в Париж.

На вокзале в Париже их встретил сотрудник советского посольства. Они пробыли в городе несколько дней. Вечерами им удавалось пройтись по красивым, ярко освещенным улицам. Отец впервые увидел так близко непривычную, чужую жизнь. Но не меньшее впечатление, чем город, произвели на него парижане – очень разные, но в большинстве своем приветливые, улыбающиеся, открытые. Отцу запомнилось, что в самых разных местах часто звучала русская речь. Город был полон русских эмигрантов всех сословий, многие из которых работали в магазинах, гостиницах, ресторанах и кафе, водителями такси.

Однако здесь, в Париже, то, что происходило в Испании, ощущалось сильнее, чем в Москве. На центральных улицах продавцы газет выкрикивали газетные заголовки, в которых звучали слова: «Испания в огне! Мятежники рвутся к Мадриду! Фашисты бомбят испанские города! Испания встречает добровольцев!»

Быстро промчались насыщенные, полные забот и все же незабываемые эти несколько дней в Париже. Очень хотелось осмотреть достопримечательности, но делать это пришлось урывками, поскольку времени для этого почти не оставалось. В нашем посольстве отцу вручили новое удостоверение личности, снабдили необходимой информацией, которая могла быть ему полезной на тот момент, и сообщили, что по пути в Барселону с ним встретятся свои люди. Отец, памятуя о недавних неожиданностях при отъезде из Москвы, не стал задавать лишних вопросов о том, как он узнает этих людей.

Кстати, о том, что происходило в это время в Москве, в кавалерийском полку, где служил отец до своего отъезда. На следующий день, после того как он отбыл в заграничную командировку, в квартиру, где проживала семья Родимцевых, пришел посыльный от командира части с заданием – узнать, куда подевался старший лейтенант Александр Родимцев и почему он не явился на службу. Моя мама, сильно удивленная его вопросами, но хорошо запомнившая наказ мужа ни с кем не обсуждать цель его отъезда, ответила, что, поскольку его чемодана нет на месте, то, возможно, он уехал в командировку, а больше ей ничего не известно. И от себя добавила, что, наверное, его начальство должно все знать, чем сильно озадачила неожиданного визитера.

Как и следовало ожидать, вскоре прибыло «начальство» в лице командира полка с тем же вопросом. По рассказам мамы, услышав от него об исчезновении ее мужа, она была даже не столько удивлена расспросами – ведь сказать правду она все равно не могла, – сколько очень взволнована судьбой мужа, чье отсутствие, как выяснилось, явилось совершенно неожиданным даже для его командования. Мама хорошо запомнила, что она ответила: «Сашу направили в Монголию косить сено для лошадей».

Неизвестно, насколько комполка был удовлетворен таким ответом, но больше к маме никто с подобными вопросами не обращался. А ей самой, встревоженной этими разговорами, не оставалось ничего, кроме как ждать.

Эту историю можно было бы назвать трагикомической, если бы она произошла в другое время и в другом месте. На самом же деле она может служить небольшой зарисовкой того, как жила наша страна в те годы. Распространившаяся атмосфера подозрительности и замкнутости, опасение за жизнь близких людей, неосведомленность о том, что на самом деле происходит, порождали взаимное недоверие и страх. Сейчас трудно сказать, что явилось причиной этих «странных» визитов. По-видимому, подчиненные комдива Урицкого не выполнили вовремя то, о чем он сказал Родимцеву во время беседы с ним: все вопросы, касающиеся его службы в полку, в связи со срочным отъездом, будут улажены без него. Кроме того, этот случай еще раз красноречиво свидетельствует об уровне секретности, сопровождавшей отправку советских добровольцев в Испанию.