Владимир Романов - 1917. Гибель великой империи. Трагедия страны и народа

Милюков Павел Николаевич, политический деятель:

«Указ прочитан при полном молчании депутатов и одиночных выкриках правых. Самоубийство Думы совершилось без протеста.

Но что же дальше? Нельзя же разойтись молча – после молчаливого заседания! Члены Думы, без предварительного сговора, потянулись из залы заседания в соседний полуциркульный зал. Это не было ни собрание Думы, только что закрытой, ни заседание какой-либо из ее комиссий. Это было частное совещание членов Думы. К собравшимся стали подходить и одиночки, слонявшиеся по другим залам. Не помню, чтобы там председательствовал Родзянко; собрание было бесформенное; в центральной кучке раздались горячие речи. Были предложения вернуться и возобновить формальное заседание Думы, не признавая указа <���…> объявить Думу Учредительным собранием, передать власть диктатору <���…> взять власть собравшимся и создать свой орган, – во всяком случае, не разъезжаться из Петербурга. Я выступил с предложением – выждать, пока выяснится характер движения, а тем временем создать временный комитет членов Думы “Для восстановления порядка и для сношений с лицами и учреждениями”. Эта неуклюжая формула обладала тем преимуществом, что, удовлетворяя задаче момента, ничего не предрешала в дальнейшем. Ограничиваясь минимумом, она все же создавала орган и не подводила думцев под криминал».

Шульгин Василий Витальевич(1878–1976) – политический деятель, публицист, депутат Второй, Третьей и Четвертой Государственных Дум, принимал отречение из рук Николая II. Активный участник антибольшевистского движения в годы Гражданской войны. С 1920 года в эмиграции.

Шульгин Василий Витальевич, политический деятель:

«В буфете, переполненном, как и все комнаты, я не нашел ничего: все съедено и выпито до последнего стакана чая. Огорченный ресторатор сообщил мне, что у него раскрали все серебряные ложки…

Это было начало: так “революционный народ” ознаменовал зарю своего “освобождения”. А я понял, отчего вся эта многотысячная толпа имела одно общее неизреченно-гнусное лицо: ведь это были воры – в прошлом, грабители – в будущем… Мы как раз были на переломе, когда они меняли фазу… Революция и состояла в том, что воришки перешли в следующий класс: стали грабителями <���…>

Боже, как это было гадко!.. Так гадко, что, стиснув зубы, я чувствовал в себе одно тоскующее, бессильное и потому еще более злобное бешенство…

Пулеметов – вот чего мне хотелось. Ибо я чувствовал, что только язык пулеметов доступен этой уличной толпе и что только он, свинец, может загнать обратно в его берлогу вырвавшегося на свободу страшного зверя…

Увы, этот зверь был… его величество русский народ…

То, чего мы так боялись, чего во что бы то ни стало хотели избежать, уже было фактом. Революция началась.

С этой минуты Государственная Дума, собственно говоря, перестала существовать. Перестала существовать даже физически, если так можно выразиться. Ибо эта ужасная человеческая эссенция, эта вечно снующая, все заливающая до последнего угла толпа солдат, рабочих и всякого сброда – заняла все помещения, все залы, все комнаты, не оставляя возможности не только работать, но просто передвигаться… своим бессмысленным присутствием, непрерывным гамом тысяч людей она парализовала бы нас даже в том случае, если бы мы способны были что-нибудь делать… Ведь и найти друг друга в этом море людей было почти невозможно…»

Чубинский Михаил Павлович, профессор, юрист:

«Последовал внезапно указ о роспуске Думы. Это уже не оскопление, а прямая политика безумия. Дума указу не подчинилась. Она продолжает заседать. Родзянко послал в ставку телеграмму государю с указанием на необходимость уступок и на опасность, уже грозящую династии. В высших учебных заведениях сегодня бурные сходки с резолюциями, требующими создания нового временного правительства.

На улицах продолжаются демонстрации и идет стрельба, причем много нельзя узнать: кто, откуда и в кого стреляли. Растет и движение в войсках, но утверждают, что гвардейские стрелки и финляндцы остались с правительством».

ЛИСТОВКА

Петербургского комитета партии большевиков с призывом к солдатам переходить на сторону восставших рабочих для свержения самодержавия

26–27 февраля 1917 года

Российская социал-демократическая рабочая партия

Пролетарии всех стран, соединяйтесь!

БРАТЬЯ СОЛДАТЫ!

Третий день мы, рабочие Петрограда, открыто требуем уничтожения самодержавного строя, виновника льющейся крови народа, виновника голода в стране, обрекающего на гибель ваших жен и детей, матерей и братьев. Помните, товарищи солдаты, что только братский союз рабочего класса и революционной армии принесет освобождение порабощенному народу и конец братоубийственной бессмысленной бойне.

Долой царскую монархию! Да здравствует братский союз революционной армии с народом!

Петербургский комитет

Российской социал-демократической

рабочей партии

Ходнев Дмитрий Иванович, полковник:

«На кого же могла опереться власть при борьбе с восставшими? Кого можно было с оружием в руках выслать на улицу против бунтовщиков? Каково было тогда в военном отношении положение Петрограда?

На все эти вопросы я постараюсь ответить. В самом Петрограде, не принимая во внимание его окрестности, находилось тогда 13 запасных батальонов гвардейских полков, от Первой, Второй и Третьей гвардейских полковых дивизий и лейб-гвардии Третьего стрелкового Его Величества полка, а также еще и 7 запасных формирований: полков, батальонов и дружин, т. е. всего до 20 запасных пехотных частей численностью до 100 000 человек (военно-учебные заведения: училища и школы – я не считаю). Из этой массы (“полчищ”) можно было выделить (“отбор”) лишь учебные команды Гвардии запасных батальонов общей численностью до двух с половиной тысяч. Остальное никуда не годилось: это был продукт затянувшейся войны – “полчища”, почти необученные, без должного воинского воспитания, недостаточно вооруженные. Рассчитывать на них было ни в коем случае нельзя, наоборот, они легко могли очутиться на стороне восставших (что и случилось), т. к. уже давно к этому подготавливались различными агитаторами, “сознательными товарищами”, не исключая и некоторых господ членов Государственной Думы».

Бьюкенен Джордж Уильям, посол Великобритании в России:

«Нерадивое и неспособное правительство с самого начала совершило ряд ошибок. Сильный и энергичный министр вроде Столыпина мог бы с тактом и твердостью сдержать движение в узде, но правительству совершенно не удалось успокоить народ в отношении продовольственного кризиса, и в то же время оно приняло неудачные меры к восстановлению порядка, которые могли только довести массы до отчаяния и сыграть на руку настоящим революционерам. Наконец, отдав приказ войскам стрелять в народ, оно раздуло всеобщее недовольство в пожар, охвативший с быстротой молнии весь город. Однако основная ошибка была совершена военными властями: последние, не будь они совершенно лишены дара предвидения, должны были бы оставить в столице небольшой отряд хорошо дисциплинированного и надежного войска для поддержания порядка. Фактически же гарнизон, насчитывавший около 150 000 человек, состоял исключительно из запасных. Это были молодые солдаты, взятые из деревень, которых сначала обучали, а затем отправляли для пополнения потерь в их полках на фронте. Офицерский корпус, которому было вверено их обучение, был слишком малочислен, чтобы держать в руках такое количество людей. Он состоял из прибывших с фронта инвалидов и раненых и из молодежи из военных школ, совершенно неспособной поддержать дисциплину при наступлении кризиса.