Петр Вяземский - Переписка князя П.А.Вяземского с А.И.Тургеневым. 1837-1845

6/18-го января 1839 г. Париж. Утро.

Сейчас был у меня Лёве-Веймар. Он сказал мне, что уже третий день, как лежит на столе Моле письмо в Кипарису о виза, но что Моле не подпишет его прежде воскресенья, то-есть, после завтра; что он тогда немедленно принесет его ко мне для отправления; но Лёве-Веймар полагает, что ты мог бы с русским паспортом доехать до границы, там взять французский паспорт, а свой оставить и потом приехать сюда; что, впрочем, Кипарис не должен был отказывать тебе в visa. Итак, до после завтра. Но не умудришься ли ты выехать и прежде? Иду к Полуехтовой и еще припишу. Я сейчас от водосвятия: молитвы паши в этот день прекрасные, и Иоанн Креститель не хуже Берье иногда: « Како освещу светильник света! Како положу руку на Владыку мира!» А propos Веитуег: легитимисты печатают 50000 экземпляров его речи в его пользу, с предисловием, в коем скажут, что они разделяют его мнения, следовательно мнение и о конвенции. C'est un grand progrès, qu'il leur fera faire et voilà la lumière et l'utilité qui jaillissent de ces tristes et beaux débats! M-r S. a dit hier de Berryer qu'on pouvait lui appliquer le mot de Duclos: «II est droit et adroit». Quant à la première définition je ne suis pas tout-à-fait de son avis. Давно бы пора генрикенквистам образумиться et accepter la liberté avec l'ordre, le progrès avec la stabilité du gouvernement. Но по сию пору Ноццо был прав, говоря о положении Генриха V: «Ah, s'il n'avait que des ennemis en France!» Прости! Я еще весь растроган и обрызгал крещенской водой и воспоминаниями о Тургеневе, где этот праздник храмовый.

1 час.

Осмотрел ваши комнаты. Полуехтова просит уведомить, когда начать топить их? Теперь они не топлены. Очень хороши, и для тебя потаенная лестница в спальню княгини. Сегодня опять прения о религии. Ламартин вчера амбарасировал Моле советами держаться России и Австрии и нападками на Англию. Моле также мог бы пожелать одних врагов для себя. Я был вчера у Сальванди: приемная еще не опустела. Дебаты могут кончиться завтра или в понедельник. Моле останется, если перевес, хотя малый, по во всяком [случае] изменится состав министерства. Сальванди, Лаплас, Martin du Nord отыдут ad patres conscriptos.

Завтра от Ламартина проеду к Marinier, в пятый этаж, опять пить пунш в беседе молодых авторов и старых моряков, с коими плавал он по льдистому морю. После завтра он едет в Реймс на кафедру, но в марте сюда возвратится и снабдит меня наставлениями и письмами в Данию и Швецию, чрез кои я полагаю ехать в Россию. Я вчера видел посла. Курьер прежде десяти дней отсюда не поедет.

На обороте: Allemagne. Monsieur monsieur le prince Pierre Wiazemsky. А Francfort sur Mein. Recommandé aux soins de la mission russe.

21-го января 1839 г. Париж. 2-й час.

Я встретил за час пред сим Лёве-Веймара, который уверил меня, что едет к Моле за письмом и сегодня же мне его доставит. Ожидаю. Он же сказал мне, что сегодня министерство en masse подает просьбу об отставке. Король примет ее и поручит коалиции составить другое по началам её: но так как сомневаются, чтобы это ей удалось, то вероятно, после опять Моле же поручит образовать новое по началам старого. Сегодня же видел пэра Франции, который сам слышал от того, кому вчера объявил Сульт, что не войдет в министерство, и вот à peu près слова Сульта: «J'ai fini ma carrière; la Providence a permis qu'elle soit couronnée par un succès d'un autre genre: par un ambassade et une réception en Angleterre, telle que je la voulais…. Et vous voulez que j'expose mes cheveux blancs aux sottises, que viendront me dire tous ces mauvais drôles de la Chambre! Non, jamais, jamais, jamais! Vous voulez que je prenne une loupe pour me placer sur le baliveau des Tailleries et voir venir les hollandais et les prussiens en Belgique! Non, jamais, jamais, jamais!»

В «Дебатах» – письмо Шатобриана к дочери, девице Фонтана. Рекамье опять нездорова. Клара опять мучилась d'une dent de sagesse. Завтра St.-Beuve должен был обедать у нас, но если не лучше будет Кларе – отложим. Курьер в Петербург прежде недели не уедет.

Уверяют, что в Петербурге два офицера посажены в крепость за то, что болтали против Лейхтенбергского, говоря, что не будут служить, если он будет шефом полка их. Relata referro.

22-го января.

Не получил ли чего вчера? Если пришлют, то брат отправит письма.

24-го января.

Я ожидал Лёве-Веймара, не дождался; вчера ввечеру был его вечер; я поехал: не принимал никого, вероятно от падения министерского. Ожидаю сегодня. Если ничего не пришлет, то пошлю письмо это. Полуехтова пишет ко мне, что в Страсбурге верно бы выдали тебе паспорт, из Бадена также. От тебя все ни слова. Поезжай: пропустят, а в первом городе возьмешь паспорт. О министерстве знаешь: поручили Сульту, по и он не хочет, ни Моле, ни Монталиве; Тьерс, у коего я был третьего дня, говорят, согласится принять Министерство иностранных дел и без президентства; но всякое иное не иначе, как с президентством. Уверяют, что он кому-то сказал о короле: «Nous le muselerons». Дипломаты и все противники левой повторяют: «Тьерс и война – одно и то же». Я бы желал жить в мире с женой его: прехорошенькая, в роде, по росту и талии, нашей Смирнушки. Князь Ливен умер в Риме

12-го января/31-го декабря.

На обороте: Allemagne. Le prince Pierre Wiazemsky. А Francfort sur Mein. Recommandé aux soins de la mission de Russie.

Почтовый штемпель: 21-го апреля 1839 г. Париж.

Воскресенье. 9 часов утра.

Сию минуту получил письмо твое от четверга, прочел его Леонтьевой и простился с нею. Она едет через полчаса и, вероятно, застанет тебя еще во Франкфурте; остановится в Hôtel de Russie, но уедет недели на две в Висбаден. Грустно, очень грустно! Я совсем осиротел без вас. Но с кем отвести душу и усладить иссохшую гортань русским чаем! Нежно, очень нежно поцелуй у ней руку, если Провидение сведет еще вас на европейской почве; меня – вряд ли: еду недели через две или три в Россию. Куда, зачем – право, не знаю: везде буду один и собою, и другими недоволен. Жуковский и не отвечал на письмо. Опять и здесь, и в Лондоне заговорили о приезде туда цесаревича. Полуехтова послала княгине два платья, хотя я был и противного мнения.

Чтение было превосходное, но с мелким интересом. Письма сестры Шатобриана к нему печальны, хотя душа в ней была уныло-ангельская; последнее письмо огорчило Шатобриана, ибо она почитала себя ему в тягость; он прискакал с дачи к ней à l'abbaye de St.-Miehel, но ее уже похоронили – с бедными! Не знают даже, где положен прах её, кем, как? Он не мог отыскать его. И много записал из сего чтения и сообщу тебе; вот девиз сестры его: «Une lune dans le nuage» с надписью: «Souvent obscurcie, jamais ternie». Вот одна из фраз Шатобриана: «II eu est des douleurs comme des patries: chacun à la sienne». Сегодня опять чтение для многих о дюке d'Enghien.

R[écamier] дала почувствовать Сент-Беву, чтобы не приходил, ибо Ламартины будут. Вероятно, и я не пойду, хотя и не по той причине. Я сам был в аббатской церкви, говорил о бокале и цветах с служкою: нельзя и негде там поставить, но лучше в церкви, где похоронена она, в её деревне, миль за 15 отсюда. Пойду в дом, где она жила и отдам для доставлении бокал и цветы, сказав от кого.