Петр Вяземский - Переписка князя П.А.Вяземского с А.И.Тургеневым. 1837-1845

Сейчас возвратился из французского театра и от Ансело. Успех «Изабеллы» был довольно блистательный, благодаря прелестной игре и прелестному личику m-lle Duplessy, которая оживила пиесу и, сколько могла, загладила дурную игру трех актеров. Есть сцены патетические, в коих она превзошла себя и заслужила рукоплескания не одних заказных хлопальщиков. В самой пиесе, писанной хорошим слогом французского классицизма, не без невероятностей; есть вялые сцены и слишком длинные разговоры. Автора вызвали слабо (его или ее назвали), но актрису Дюплесси – оглушительным хлопаньем и криками. Из театра приятели явились к авторше: она с трепетом ожидала нас у камина. Я был вторым вестником третьего торжества её, Оркестра не было, а места оного заняты были приятелями театрального директора и авторши. В центре партера было не без Claqueurs. После первого акта, в оркестре, журналист Брифо, издатель «Temps», поссорился с директором Водевиля, Арого, братом астропома, и получил от него громкую пощечину. У Брифо (не члена Института, коего новую трагедию услышим мы после-завтра у Овечиной) уже разбита рука на дуэли: они сказали друг другу: «А demain».

15/3-го марта.

Мне удалось достать еще два экземпляра статьи Гизо о религии. Пошлю один князю Голицыну, другой для вас всех, но с тем, чтобы окончательно он переслан был в Москву, к философу и Свербеевой чрез Булгакова, а потом к сестрице, Он мне нужен будет, ибо к тому времени получу я и ответы, кои готовят здесь двоеженцу. Не зная, когда едет курьер, я принужден отправить это письмо к Баранту. Чтение журнала и вчерашних прений в Камере депутатов заняло все утро. Прусский экс-дипломат, пришедший благодарить за твою брошюру, также заболтался со мной, ибо я должен был ему скицировать всех вас, начиная от убитого П[ушкина] до всех живых и мертвых, но еще живущих. Если князь А[лександр] Н[иколаевич] сам заговорит тебе о письме моем к нему, сегодня посылаемом, о книжке Гизо, то попроси для прочтения и спиши для меня копию и отошли сестрице для хранения с книжкою. Пожалуйста, исполняй мои просьбы, да не забудь о прежних листах, у тебя оставшихся и издателям «Современника» отданных. Обнимаю вас.

Напомни мне при свидании покоммеражничать с тобою о некоторых здешних исторических лицах мужского и женского пола; например, под литерами Л. и Г. Письменно неловко, хотя это и не относится до политики. Пакет или пакеты скорее и вернее, то-есть, через Булгакова, отошли к Нефедьевой.

[9-го апреля 1838 г. Париж].

Посылаю для тебя и для других, для хранения в Москве у сестрицы, несколько экземпляров «D'un mot sur la conversion des rentes». Ты угадаешь автора, а может и нет. Это брат мой, написавший эту брошюру для того, что заметил, что о remboursement худо толкуют и желая постановить различие между justice и équité в отношении к conversion. Он послал ce mot к главным журналистам и говорунам Камеры. На другой день об équité заговорили «Дебаты». Заметно, что и депутаты, говорившие после, прочли сию брошюру. Вопрос не решен еще, но кажется, что уменьшение процентов неизбежно, и я потеряю 3400 франков ежегодного дохода. Такой грех не безделица! Ламартин говорил превосходно и увлек своим дельным финансовым красноречием партизанов и противников этой операции; но везде, даже в «Монитере», речь его, импровизированная jusqu'aux chiffres près, искажена или сокращена. Он печатает ее особо, и если до отъезда курьера выдет, то пришлю. Его слушали с величайшим вниманием, весьма редким в Камере. Ройе-Колляр бросился обнимать его. Насмешники уверяют, что он имеет в рантах 20000 дохода… Молва назначает Ламартина министром духовных дел: тогда, вероятно, увидим храм пантеизму.

Ожидаю к понедельнику Шатобриана, а во вторник едет курьер. Если возьмут, то пришлю и две толстые части Вильменя, но тебе только для прочтения, после чего отошли в Moскву, а Шатобриана возьми себе. Если же Шатобриан не выйдет к отъезду курьера, то удержи Вильменя.

М-me Рекамье переехала в Abbaye aux bois, и я реже вижу ее. Догановский опять плох, и доктора теряют надежду, а было гораздо лучше. Пашковой лучше; она гуляет, хотя и мало выезжает.

Министр финансов и без того плохой оратор, к тому же и в подагре. По выслушании его речи против уменьшения процентов, Ламартин сказал: «Лаплаз повредил делу вдвое более, нежели я помог ему».

С. П. Свечина сообщила мне о помолвке князя Евгения Гагарина с дочерью Стурдзы, семнадцатилетней, милой, благовоспитанной, приятной и на первый случай с 50000 р. дохода, а потом с стапятьюдесятью и более. Графиня Эдлинг отдает все племяннице, ибо она бездетна, а у брата одна дочь. Я читал письмо её: какая душа и какое перо! Ни одной фразы, а вся душа её!

Я получил письмо из Симбирска. Все ли ты переслал туда? От Татаринова все ни слова, Перешли ему письмо поскорее и вытребуй ответ или заставь его написать ко мне и уведомить о прошлой и о нынешней трети и об аренде. Мне нужны деньги в Москве теперь. Пусть он перешлет билеты туда, если получил или получит деньги, и уведомит, сколько перешлет. Право, досадно! Ведь у меня уже нет Тургенева! И фонды продавать здесь невыгодно теперь. Брат сам едет за своими в Лондон, потому что банкир переменился и требует присылки билетов, а пересылать их дороже, нежели самому ехать в Лондон. Здешние не требуют поездки в Лондон, но за то менее приносить будут процентов.

Какая блестящая и многочисленная толпа русских была у всенощной, нерасходно с обедней в первый день праздника, и как мы дружно и аппетитно в коморке церковной, у посла, разгавливались в два часа утра! Этот праздник, это пение, это чувство русско-православное, во всей жизни нас согревавшее, так и порывают в Москву! И у нас наносили куличей и пасхи к царским дверям, и у нас нянюшки и барышни барские христосовались с нами, но модницы жали только руку. За обедней читали Евангелие по-гречески и по-славянски, ибо с нами и греки молились. Приведет ли Бог к Власию? Удастся ли качнуть под Новинские качели? Еслиб не укачали бурку крутые горки, так бы и дунул на балкон к Анне Дмитриевне Нарышкиной. Здесь гуляли мы три дни в Longchamps в самые, великие дни Страстной недели. Кстати или на беду нашу, церковь русская – в Елисейских же Полях, где и гулянье: прямо от часов великопостных в толпу Парижа! Блестящих экипажей более прежнего; из русских отличались: княгиня Багратион, Тюфякин, который прокачивал Нарышкина и графа Западовского четверкой, с фальшивыми англинскими жокеями и верховыми. Здесь давно забыли, что в Страстную должно молиться, а не кататься, а для нас соблазн да и только. Начало или повод к гулянью была также набожность; ходили на богомолье в монастырь; привычка осталась, а на месте монастыря – трухмальные ворота.