Инна Лиснянская - Имя разлуки: Переписка Инны Лиснянской и Елены Макаровой

Мамуля, лечу в Лондон. 3 дня практически не спала. Прорабатывали сценарий каждый день до 5 утра, в 7.30 – подъем. Давно я не получала такого удовлетворения от работы. В самолете почти все время дремала (12 часов), осталось 3 часа, я отдохнула. Бизнес-класс – лечу с комфортом, слушаю Моцарта, смотрю кино, сплю, ем вкусно, не нервничаю. Получила часть денег – 2000 долларов – за удовольствие. В последних днях июля мы снова встречаемся – в Европе (Прага, Терезин, Франкфурт). До этого я должна оставить Лене всю работу по журналу, чтобы она действовала дальше сама. ‹…› Три дня в Лондоне тоже будут забиты работой, постараюсь хоть прогуляться по улицам. Мамик, возраст и погодные условия от нас не зависят!

Леночка дорогая! ‹…› Вчера я очень спешила и не попросила у тебя снотворных. ‹…› Вообще лекарства исчезли, как таковые. Страдаем мы и страны Восточной Европы, напр[имер] Польша, Венгрия. Они очень много для СССР уже поработали, но купля-продажа идет на валюту. Мы не денежноплатежны. У них закрываются кое-какие лекарственные производства. Такие-то делишки. Мы тронемся на дачу, если тронемся вообще, числа с 17–20-го, не раньше. Как получишь приглашение, позвони! ‹…› Моя книга так и не вышла, у Семена вышла в «Современнике» [85] Липкин С. Лунный свет. Поэмы. М.: Современник, 1991. , да нет еще тиража, а в «Худлите» [86] Липкин С. Письмена. Стихотворения, поэмы. М.: Худ. лит., 1991 (предисловие С. Рассадина). – еще и в печать не пошла. В конце июля жду верстки «Поэмы без героя» [87] Музыка «Поэмы без героя» Анны Ахматовой. – М.: Худ. лит., 1991. . Там я пропустила в цитатах такие ошибки после перепечатки, что просто ужас. И так книга скандальная, но если я прозеваю верстку, то любой критик меня поначалу упрекнет в безграмотности. Еще перевраны три-четыре строки. А это просто хлеб для критики литературоведов, уж если процитировать правильно не может, то о какой концепции вообще может быть речь? ‹…›

Дорогая моя любимая мамочка! Дорогой мой любимый Семен Израилевич! Я получила столько писем от тебя, мама, и такое трогательное письмо от Вас, Семен Израилевич, что бросилась было сразу отвечать, но отвлекла меня недельная конференция по еврейскому искусству. Прослушав около 50 сообщений на эту тему, я все-таки не поняла, каково же влияние книжной графики и каббалистических таблиц на современное искусство (изобразительное). Видимо, одной недели мало, чтобы это понять. Моя лекция о Фридл и Баухаузе прошла очень удачно, хотя у меня дрожали ноги, но за кафедрой это никому не было видно. ‹…›

Стихи, мамочка, мне очень понравились. Почему надо искать моральное оправдание тому, что твоя душа – сирота? Ведь это не головное умозаключение, а поэтическое. По-моему‚ это очень здорово. ‹…› Очень обрадовалась, начитавшись твоих подборок и рецензии. Правда, здорово, хотя рецензии я бы, мне кажется, написала лучше. Мне кажется, что о тебе надо писать в двух направлениях, что ли: у тебя спектральные стихи, по цвету и музыке, но они для меня всегда существуют в как бы дуалистической рамке, весь цвет, вся музыка, заключены в мир антиномий, иногда абсурдных противоположений. Если бы ты не пользовалась классической формой стиха, была бы, скажем, «новатором», в таком случае твоя поэзия была бы экспрессионистической, как скульптуры Неизвестного. Но форма удерживает цвет и музыку внутри себя, не дает разгула, – поверхность стиха, как поверхность греческой скульптуры. Это – общее ощущение. Я не согласна с Кублановским про вину, это частное, одно из чувств или мотивов, а поэзия – это не набор мотивов, а концентрированная форма, прежде всего. ‹…›

Мамусенька‚ я должна сготовить еду и лететь на встречу. Я надеюсь, что все-таки сяду писать, иной раз все собирается внутри, а иной раз такой разброд, что надо дать чему-то там неизвестному осесть и успокоиться сперва. Сейчас разброд. ‹…›

Дорогая моя доченька! Позавчера так счастлива была слышать твой голос, разговаривать с тобой о твоем возможном приезде. С сегодняшнего дня жизнь меняется круто, что будет – неизвестно [88] Августовский путч (18–21 августа) под руководством Янаева имел целью свержение власти М. Горбачева, который, по их мнению, вел страну к распаду. В Москву было введено около 4 тысяч военнослужащих, 362 танка, 427 бронетранспортеров и БМП. . Чрезвычайное положение вряд ли пройдет безболезненно, м.б., и пересмотрится потепление между нами и вами. Только что в панике звонил папа, просил меня написать тебе, сообщить об опасности твоего приезда. Я еще не знаю, как надобно поступить, но подумать об этом необходимо. «Они» думают о целостности СССР, а я о целостности твоей семьи и о твоей жизни, в частности. Сейчас все может быть, из всего, что может быть плохого. Конечно, нужно надеяться на чудо, а м.б., наоборот – надежда отбирает силы, а отчаяние – прибавляет? ‹…›

Сегодня все граждане возле радио. Конечно, когда ты получишь это письмо, уже многое будешь знать из ваших средств информации. Есть в том, что мы услышали бендеровский оттенок, так, как бы он участвовал в составлении обращения к народу: «Великая держава, целостность, патриотизм и т. д.»

Теперь о твоих делах. Неужели, когда ты взялась за журнал, ты не заключила письменного контракта? Неужели ты веришь обещаниям (особенно связанным с финансами) словесным, не подкрепленным, как и вызов в Пен-центр, «круглою печатью»? [89] Договора не было, Израиль отменил свое участие в Московской книжной ярмарке. Журнал был опубликован в качестве приложения к газете, и редактор газеты отказался платить за работу. В конце концов какие-то гроши мы получили. Если так, то ты получила печальный урок. Впредь помни: бумажка действует во всем мире еще сильней, чем у нас, несравненно сильней.

Здесь же любая бумажка по мановению любого выдуманного переворотного закона теряет всякую ценность. Думаю, вскоре инфляционно-военное правительство уничтожит все денежные вклады. Мы, конечно, не так-то много имеем по нынешним временам, но все-таки какой-то запас нам еще обеспечивал такси, домашние услуги и т. д. ‹…›

В ближайшие дни на дачу не выедем, неизвестно, что будет с транспортом и т. д. Жаль, что я тебе не могу написать, как ты и Манька написали мне во время войны: «Мы победим Саддама!» Наших сегодняшних Саддамов проморгал дурак Горбачев, приблизив к себе. ‹…›

Дорогая мамочка! Я даже не знаю, с чего начать. Мы так перетряслись здесь за вас… Не знаю, в связи с чем конкретно, но на меня обрушилась жуткая тоска. То ли устала от всех работ сразу, то ли так хочу к вам, сама не пойму, что со мной происходит. Хочется плакать, ощущение, что все неправильно, а спроси, что – не отвечу, наверное. В последнее время думаю все о виде из окна. Наш вид – прекрасный, но я скучаю по осеннему дачному духу, по реке с быстрым течением, дождям и сырости в лесу. ‹…›