Николай Свистунов - Столыпинский вагон, или Тюремные приключения мэра

Депутат Государственного Собрания Марий Эл, 1996–2000.

Заслуженный строитель Марий Эл, 1995.

Лауреат российского конкурса «Мэр-95».

Отличник образования России.

Жена, две дочери. Увлечения: охота, шахматы.

Девиз: «Порядочность».

Говорил президент долго. Как обычно, шумел. Главная мысль: мы все должны быть едины, нельзя выносить сор из избы. Все должны осудить Свистунова, каким-то способом его наказать. Все молчали. Я не собирался бросаться в перепалку. Пусть выговорится. У меня тоже было что сказать и ему, и своим коллегам. Наконец, Кислый выдохся. Устало сел в кресло и сказал:

– Ну что, давайте послушаем Свистунова. Пусть признается вам, что не прав. Пусть покается перед своими коллегами.

Видя, что все взгляды устремлены на меня, я встал. По моему плану сначала было покаяние.

– Что и говорить, конечно, я виноват. Не надо было мне писать жалобу в Москву. Надо было позвонить президенту, поговорить с ним о своих проблемах, и он бы все решил.

Кислицын вертел в руках очки и кивал в знак согласия.

– Только я уже не раз и звонил, и говорил. Чем больше говорю, тем хуже ко мне относятся. Ну ладно, наверное, я очень плохой человек. Но вот сидит рядом со мной мэр города Йошкар-Ола. Он никуда не жаловался, никуда не писал, но вы, Вячеслав Александрович, его каждый день по телевидению мордой об стол. Он у вас и вор, и пьяница, и нехороший человек. И весь город он развалил, и бардак у него, как нигде. Это как? Это за что? Что он-то вам плохого сделал?

Кислый побагровел. Грохнул кулаком по столу. Вскочил, начал на меня орать. Я в долгу не остался. Вдруг он выскочил из-за стола, выбежал на середину кабинета и встал напротив меня. Я тоже начал вставать, готовый к драке. «Посмотрим, какой ты боксер», – мелькнуло в голове. Шагиахметов с Козловым схватили меня за руки и, дернув, осадили на место. А Кислый все орал и орал, брызгая слюной. Трудно вспомнить все, что из него тогда вылилось, но одну фразу я запомнил.

– Думаешь, твоя волжская братва тебя защитит? Твоя волжская братва тебя и замочит.

– Что? – заорал я и вскочил со своего стула. – Какая братва?

Кислый перестал орать. Он понял, что сказал лишнее. Сказал то, чего я не должен был слышать. По его высказыванию я понял, что он вел переговоры с городскими бандитами. Прорисовывалась интересная картина. Президент республики обращается к бандитам за помощью в усмирении непокорного главы администрации. Это был прокол. Кислый побледнел от злости на самого себя. Он развернулся и убежал за свой стол.

– Все, хватит ругаться, – из задней комнаты вышел Седой. – Пойдемте обедать. Стол накрыт.

Кислый с готовностью поддержал Седого. Он вскочил со своего кресла и открыл дверь в дальнюю комнату.

– И правда, как я забыл. Давайте вместе пообедаем, стол давно накрыт.

Все встали. Шагиахметов, подталкивая в спину, повел меня вместе со всеми.

– Теперь молчи, – шепнул он.

Я и не собирался ничего говорить. Наоборот, осмысливал то, что только что услышал. Не исключено, Кислый готов заказать волжским блатным мое убийство. Что у дурака на уме, то и на языке. Не удержался, начал пугать. Надо себя вести осторожнее.

В последней комнате огромного президентского кабинета находилась столовая. Она была оборудована современной мебелью и небольшой кухней с двумя холодильниками. Личный повар президента начал подавать на стол первое.

Обычно Кислый программировал себя на выступление, и любая резкая смена акцентов полностью выбивала его из колеи. Тогда его несло в самые неожиданные стороны, он мог сказать что угодно. Так случилось и на этот раз. Я имею в виду последнюю реплику, про братву. Кислый понял, что проболтался. Он ни в коем случае не должен был выдавать свои планы. Теперь он считал, что виноват передо мной, и должен как-то загладить свою вину.

– Свой первый тост я предлагаю выпить за Николая Юрьевича, – начал Кислый. – За его характер.

Выпили по рюмке. Стали закусывать. Кислый опять налил.

– Давайте выпьем за Николая Юрьевича…

– Да мы только что за него выпили, – деланно возмутился Шагиахметов, незаметно толкая меня под столом ногой.

– Нет, – не улавливая наигранных интонаций, упрямо сказал Кислый, – я предлагаю выпить за него.

Коллеги улыбнулись, но выпили. Но когда Кислый поднял за меня и третий тост, за столом пробежало легкое дуновение. Не ропоток, но что-то вроде. Почувствовав, что делает что-то не то, Кислый остановился на полуслове. Повисла неловкая пауза. Выручил Шагиахметов: сказал слово за президента. Главы выпили и стали выбираться из-за стола.

Не успел я выйти из приемной, как меня окружили коллеги. При предыдущем президенте Шагиахметов возглавлял совет глав администраций и решил на правах негласного лидера поговорить со мной.

– Знаешь, Николай, – серьезно сказал он, – мы тебя не отпустим. Вернись к Кислому. Мы его хорошо знаем, зло на тебя у него осталось. Ты, конечно, молодец, что Козлова защитил. Правильно сказал. Ни к чему президенту ругать нас при телевизионных камерах. Но после твоего наезда он начнет мстить не тебе, а нам. Мы из-за тебя страдать не хотим. Таким бешеным я его давно не видел. Ты уедешь за сто километров в свой Волжск, нырнешь, как лягушка в болото, только тебя и видели, а нам за тебя отдуваться. Вернись и поговори с Кислым как мужчина с мужчиной.

Нас плотной стеной окружали коллеги. Они дружно кивали в знак согласия с позицией старшего товарища. Я понял, что надо вернуться.

– Ну что ж, я вернусь.

– И Козлов там, – сказал напоследок Шагиахметов. – Я ему тоже порекомендовал остаться.

Я вошел в приемную и попросил сообщить президенту, что хочу с ним поговорить. Секретарша подняла трубку.

– Пусть идет, – услышал я в телефоне довольный голос Кислого.

Шагиахметов не обманул: Козлов сидел за столом рядом с президентом. Седой стоял рядом. На столе стояла водка, закуска, мелко нарезанные сушеные кубики черного хлеба. Мне налили в маленькую серебряную рюмочку.

– Давай, Николай, еще раз за тебя.

Я пытался что-то сказать, но Кислый меня остановил.

– Помолчи. Я тебя уважаю. Молодец, что Козлова защищаешь. Мы-то с ним люди свои. Правда, Веня?

Веня кивнул.

– Ругаю я его, конечно, правильно. Знаю, что говорю. Но и ты прав: нельзя при всех. Давай выпьем. Молодец. Цени, Веня.

Веня опять кивнул.

– Закуси, Николай, сухариками. Моя любимая закуска.

Я выпил, закусил. Потом еще. Это продолжалось до бесконечности. Приходили и уходили люди. Депутаты Госсобрания Баширов, Антипенко, Жуков: все по очереди заходили по своим вопросам и надолго оставались за столом.

Давно стемнело, было уже около двенадцати ночи. Я в который раз засобирался домой и на этот раз был милостиво отпущен. Взявшись с Козловым под руки, мы вышли на улицу. В полночном небе ярко светила луна, жизнь была прекрасна.