Игорь Оболенский - Пастернак, Нагибин, их друг Рихтер и другие

В этот момент в комнату вернулась Вера Ивановна.

Внучка, не желая продолжать начатую тему, убежала по каким-то своим делам. И больше наши пути с ней не пересекались.

Но я ее слова запомнил. Тем более что, как оказалось, она сказала правду – открытками Рихтера Вера Ивановна действительно дорожила.

Я приходил к Вере Ивановне много раз.

Перед тем как начать разговор, мы неизменно собирались выпить чаю. Расставляли чашки, раскладывали конфеты, пирожные и, налив в электрический чайник воду, включали его.

Но почти никогда до чая не доходило. Потому что, только открыв мне дверь, Прохорова едва ли не сразу начинала что-то рассказывать. И, кажется, полностью переносилась в свое прошлое.

Как-то она заметила: «Я ведь пережила всех, о ком вспоминаю. Нет ни Светика, ни Бориса Леонидовича, ни Зины, ни Юры Нагибина, ни Роберта Рафаиловича. Пустота вокруг. А я, как ни странно, жива. Может, для того, чтобы успеть рассказать о них?».

И она вспоминала.

Чашку с уже остывшим и ставшим иссиня-черным от забытого в нем пакетика с заваркой чаем Вера Ивановна замечала только через пару часов.

Вера Ивановна оказалась неповторимой рассказчицей.

Когда мы только познакомились, ей уже был 81 год. Достойный возраст для человека с прекрасной памятью и завидным чувством юмора. Но и за те годы, в течение которых мы делали эту книгу, она, кажется, почти не изменилась. То же поразительное внимание к деталям судеб своих великих современников, цепкость памяти и ироничное отношение к себе.

Во время одной из наших встреч ей по телефону позвонил кто-то из племянниц. Узнав тему нашей беседы (мы говорили об отречении Николая II и роли, которую в этом сыграл двоюродный дед Прохоровой), девушка строго, как мне показалось, поправила неточность Веры Ивановны в датах.

Та виновато улыбнулась и произнесла в трубку: «Да, я оговорилась. Но белые медведи склероза, о которых ты подумала, еще только на пути ко мне».

После того как Прохоровой исполнилось 90 лет, мне стало страшно набирать номер ее домашнего телефона. Я боялся, что мне просто не ответят. Или трубку возьмет уже совсем другой человек.

И как же я был счастлив, когда Вера Ивановна поднимала трубку и своим ставшим для меня уже родным голосом привычно произносила скороговоркой: «Але-але-але». На вопрос о том, как она себя чувствует, отвечала: «Все еще жива, как ни странно».

А узнав о том, что я звоню из Грузии, где сейчас уже жарко, интересовалась: «Я надеюсь, только в плане температуры?».

Когда я приезжал в Москву, мы снова встречались. Привычно ставили чайник и так же традиционно о нем забывали.

Я приносил с собой диктофон и чистую тетрадь, в которой было записано только два слова – имя и фамилия очередного великого знакомого Прохоровой. Каждый раз, слушая ее, я понимал, что Вера Ивановна – это мой клад.

И моя книга…

Сама Прохорова называла этот труд «сборником бесед» – я спрашивал и записывал, а она отвечала и рассказывала. Когда рукопись первого издания должна была отправиться в типографию, я попросил Веру Ивановну написать несколько строк, которые бы предваряли публикацию. Она откликнулась на мою просьбу.

«Слава Богу», – отвечаю я сегодня на вопрос, как поживаю. Я родилась в 1918 году, и повидать мне довелось немало. Жизнь была непростой, и случалось в ней всякое.

Но все-таки я могу назвать себя счастливым человеком, так как судьба баловала меня встречами и знакомствами с удивительными людьми, у меня были замечательные родители, дяди и тети, бабушки и дедушки.

Конечно, мне есть о чем вспомнить. Но о том, что из этих воспоминаний может родиться книга, я даже не задумывалась. Хотя бы просто потому, что сама никогда не смогла бы этого сделать.

Этот сборник родился в результате наших бесед с Игорем Оболенским.

Все началось просто с разговора о Святославе Рихтере, самом близком и дорогом мне человеке. И как-то самой собой переросло в беседы о тех прекрасных людях, которых мне посчастливилось знать.

Игорю оказались интересны мои истории. А меня приятно удивили его аккуратность, внимание и настойчивость, с которыми он – признаюсь честно, неожиданно для меня – взялся за их описание.

Так, собственно, и родилась эта книга.

Вера Прохорова

1. Х.2011».

– Видите, фотографию «лесенкой», на которой по росту от самого взрослого к самому малому изображена семья Прохоровых? – спросила Вера Ивановна во время нашей первой встречи, усаживая меня рядом с книжной полкой, на которой были расставлены фотографии и иконы. – Она сейчас висит во всех коридорах Трехгорки. Повесили, когда дедушка перестал считаться хищником.

Я потом преподавала у них язык. Когда на фабрике узнали, что я педагог английского, пригласили. Я поинтересовалась, какой уровень учеников. «Самый высокий, – ответили мне. – Есть даже директор института». А я имела в виду уровень языка…

ВЕРА ПРОХОРОВА

Родилась 30 сентября 1918 года в Москве.

Отец – Иван Прохоров, последний владелец Прохоровской Трехгорной мануфактурой. Умер в 1927 году, похоронен на Ваганьковском кладбище Москвы.

Мать – Надежда Гучкова, преподаватель английского языка. Умерла в 1946 году, похоронена на Ваганьковском кладбище.

Прабабушка со стороны отца – Варвара Прохорова, двоюродная сестра Константина Станиславского. Похоронена в семейном мавзолее на территории Новодевичьего монастыря.

Двоюродный дядя со стороны отца – Александр Алехин, четвертый чемпион мира по шахматам.

Прадед со стороны матери – Петр Боткин, купец первой гильдии, владелец крупной чайной фирмы.

Бабушка со стороны матери – Вера Петровна Боткина.

Двоюродная бабушка – Надежда Петровна Боткина, жена художника Ильи Остроухова, коллекционера и первого хранителя Третьяковской галереи.

Двоюродная бабушка – Мария Петровна Боткина, жена поэта Афанасия Фета.

Двоюродный дед – Сергей Петрович Боткин, врач, лейб-медик императоров Александра Второго и Александра Третьего. (Его сыновья тоже стали врачами: Евгений – лейб-медик Николая II, расстрелянный в 1918 году вместе с царской семьей в Екатеринбурге; Александр – военный моряк, врач, путешественник, женат на Марии, дочери коллекционера Павла Третьякова)

Дед со стороны матери – Николай Гучков, московский городской голова, депутат Государственной думы. Умер в эмиграции в Париже, похоронен на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа.

Двоюродный дед со стороны матери – Александр Гучков, председатель Третьей Государственной думы, военный министр во Временном правительстве Александра Керенского. Его женой была Мария Зилоти, сестра композитора Сергея Рахманинова. Умер в эмиграции в Париже и похоронен в колумбарии на кладбище Пер-Лашез.