Павел Хлебников - Разговор с варваром

После лечения в Турции занял пост первого заместителя премьер-министра при Земилхане Яндербиеве. В начале 1997 года политическая ситуация в Чечне изме­нилась не в пользу Нухаева. Президентом Чечни был избран Аслан Масхадов, который назначил своим премьер-минист­ром известного полевого командира Шамиля Басаева. Нуха­ев решил уехать – жил то в Стамбуле, то в Баку, где у него были банковские счета и свои дома. Занялся какими-то неле­пыми экономическими проектами (под названием «Кавказ­ский общий рынок»), открыл представительства в Киеве, Варшаве, Брюсселе, Лондоне, Вашингтоне, Хьюстоне и Токио. Идея была заманчива: создать Общий рынок независи­мых народов Кавказа и подключить его к мировой экономи­ке. Проповедуя эту идею, а также экономическую независи­мость Чечни, Нухаев в 1997 году встречался с Маргарет Тэт­чер, с бывшим секретарем безопасности США Збигневом Бжезинским, с бывшим госсекретарем США Джеймсом Бейкером, председателем Всемирного банка Джеймсом Вульфенсоном. Экспертный совет организации «Кавказский об­щий рынок» возглавил первый президент Европейского банка реконструкции и развития Жак Аттали.

Однако ничего из этого проекта не получилось – по крайней мере в экономическом смысле. Нухаев увлекся бо­гословием и философией, стал исламским фундаменталис­том и приверженцем «нового евразийства».

База Нухаева в Баку была расположена в гостинице «Абшерон». Это огромное пустующее здание в самом цент­ре города превратилось в логово чеченских сепаратистов. Нухаев разъезжал на бронированном шестисотом «мерсе­десе», но другой роскоши, по-видимому, себе не позволял. Ходил всегда в одном и том же элегантном сером костюме (какого-то неопределенного евразийского стиля) и строго соблюдал мусульманские обряды. В офисе Нухаева висели портрет Дудаева, чеченский флаг и шашка, в углу стояла винтовка XIX века, было полно книг – исламское богосло­вие, русская и немецкая философия.

Во многом жизненный путь Нухаева отражает путь пост­коммунистической России: от чистого бандитизма и граж­данской распри до поисков неких религиозных устоев.

Беседуя с Нухаевым, я сразу понял: он интересен мне не только потому, что может дать сведения о ранней карьере Бориса Березовского. Главное – то культурное и политиче­ское движение, которое он представляет. Сегодня люди ти­па Березовского теряют свою историческую значимость. Эпоха царствования оголтелого жульничества и бандитизма в России уходит в прошлое. Предстоит выбор новой идео­логии, которая подскажет, как жить, на каких фундаментах строить процветающее общество. Поиск духовных ценнос­тей – теперь основная задача.

Что за книга перед вами? Подлинное отражение случив­шегося? Выдумка? Не знаю. По крайней мере, основана она на реальной встрече. Разговор с Нухаевым получился за­манчивый, достаточно откровенный, и детали истории отошли на второй план. Меня не столько заинтересовала прав­доподобность всех его утверждений, сколько те нравы, ко­торые отражены в его рассказах. Я не намерен внести вклад в историю России последних десятилетий. Я только хочу представить читателю мировоззрение нового варвара во всей его искренности.

Здесь приводятся отрывки из моих интервью с Хожой Нухаевым, кое-какие мои личные соображения, а также до­полнительные разъяснения одного сотрудника РУБОПа, ве­терана московской милиции, с 1980-х годов работающего по чеченской линии.

[ПХ] Расскажите о каком-нибудь ярком моменте в ва­шей бандитской деятельности, когда вам удалось проявить силу своего характера и выйти победи­телем из очень трудного положения.

[Х-АН]Я могу много рассказать: где приходилось пер­вым применить оружие, несмотря на то что про­тивников было много. Или в другом месте, когда пришла толпа с лидером впереди... и ты одним разговором ставишь так, чтобы чисто психологи­чески взять верх – ты берешь и переводишь раз­говор на личности, на достоинство того или дру­гого: он и ты.

Ты ему: хочешь не хочешь – надо выяснять здесь достоинство. Человек перед тобой стоит. Ты знаешь, что через него армия может потерять дух. Ты ему показываешь, что ты сейчас на это перейдешь... и ему придется или опозориться пе­ред своими, или перейти на другую плоскость. Тогда он разводит все стрелки, и ты побежда­ешь1.

[ПХ]Как это случалось в конкретных случаях?

[Х-АН](смеется). Ну с тем же Отари, допустим.

СПРАВКА. Отари Квантришвили (кличка «Отарик»), 1948 го­да рождения, первый бандитский авторитет новой эры.

В молодости Отарик готовился стать олимпийским борцом. Однако карьера оборвалась в 1966 году, когда его осудили за из­насилование. Просидел он меньше пяти лет.

В начале 1980-х Отарик работал тренером по борьбе в спорткомплексе «Динамо», обзавелся обширной сетью всяких спортсменов, которых поставлял в помощь бандитским груп­пировкам. Поддерживал связи со многими бандитами, но был особенно близок к бауманским. После краха коммунизма при­обрел доли в разных дискотеках, казино и торговых фирмах. Изображал из себя мецената. «У меня множество друзей и то­варищей, одни сильные, а другие слабые, – объяснял он мне в 1993 году. – Вот я сильных равномерно загружаю слабыми».

Отарик создал этакий образец организованной преступнос­ти в России – не просто банда отморозков, а совокупная орга­низация, включающая и видных коммерсантов, и знаменитых спортсменов, и звезд шоу-бизнеса, и влиятельных политиков. «Это для вас они мафиозные структуры, – заявил он мне, – для меня это добропорядочные люди».

Отарик уважительно относился к старым бандитским авто­ритетам. О знаменитом воре в законе Вячеславе Иванькове (кличка «Япончик») он высказался так: «Это один из честнейших людей». В августе 1993 года брат Отарика, Амиран Квант­ришвили, был убит вместе с четырьмя членами люберецкой преступной группировки при перестрелке в торговой фирме в центре Москвы. РУБОП считает, что Амирана и люберецких уб­рали чеченцы, однако преступление до сих пор не раскрыто. Девять месяцев спустя возле Краснопресненских бань погиб и сам Отарик, сраженный пулями снайпера; это преступление также не раскрыто.

[Х-АН]Первая моя встреча с Отари получилась, когда я только что освободился (из тюрьмы в 1987 г. – П.Х.) и случайно оказался в одной (чеченской. – П.Х.) группе, которая с Отари на разговор шла. А я еще не понимал положения в Москве. Две неде­ли, может быть, прошло с тех пор, что я освобо­дился.

Там дело касалось одного человека, еврея, ко­торый был директором сети гастрономов. Одна группа хотела заставить его дань платить, а он уже имел своих друзей (чеченцев. – П.Х.). Ну, как я узнал потом, он своим друзьям тоже не платил. Но, когда вот такая опасность пришла, он обра­тился к ним, так как он их считал авторитетами. Но эти «авторитеты» сами по себе были люди, ко­торые еле-еле разбирались в этих делах. Ну, они ко мне подъезжают и говорят:

Читать дальше